– Да нормально всё, просто напугать хотел.

– Получилось… – шепчу и прикрываю глаза.

– Давай-ка замотаем тебя во что-нибудь… у меня бабы уже чёрте сколько не было, – ворчит чуть слышно, снова устраивает мою голову на плитке и поднимается. – Он легко отделался. Из очевидного – разбитая голова и сломанная рука. Обследуют.

Накрывает полотенцем и помогает обмотаться им.

– Как это произошло? – неловко сажусь и проскальзываю попой по полу, поближе к стене. Прислоняюсь и выдыхаю.

– Авария. Влетел какой-то черт на шестерке прямо в бочину со стороны водителя. И рука бы цела осталась, если бы в задний карман за мобилой не полез в самый неудачный момент.

– Думаешь, не случайность?

– Уверен. Ветров предупреждал, а в совпадения я не верю. Но не подкопаешься, вроде как Влад выезжал неаккуратно на главную, отвлекся. Водитель, следующий по прямой, не успел сориентироваться. Верка, блядь, пристегну тебя, никакой выдержки! – снова злится, смотрит грозно.

– Я его не понимаю, – игнорирую негатив, задумчиво пялюсь в одну точку. – Я ведь не собиралась, он сам подтолкнул…

– Очухался, теперь локти кусает, – краем глаза вижу, как Ярослав пожимает плечами. – Могу понять, ты мне и одетая нравилась, голая – подавно. Чуть слюнями не захлебнулся. Бро, – кривляется и растирает лицо ладонями. – Блядь, как развидеть…

Поднимаю на него взгляд. Думаю.

– На ноутбуке есть фотография Саби в купальнике, – предлагаю осторожно. – Правда, ей года три. Фотографии, не Сабине.

– Я жалок, – морщится, отводит взгляд. – Скинь. Всяко лучше тех, что она отправляла другому мужику.

– А я не о Владе, – тактично перевожу тему. – О Ветрове.

Рассказываю о флешке, что он мне всучил.

– Действительно странно. Как вариант – ему просто по кайфу измываться над людьми. Так, подъем. Рухнула ты красиво, отвезу в больницу, голову проверим. А мне – сердце, – морщится и сжимает грудь.

В машине тошнить начинает невыносимо. Один раз даже остановиться приходится: никаких сил сдерживать позыв. Как следствие – после осмотра и рентгена меня оставляют под наблюдением до следующего дня. На это решение сильно повлиял сам главврач, Иман Айдарович Валиев, совершенно неожиданно ворвавшийся в кабинет травматолога аккурат в тот момент, когда врач рассматривал мой снимок. Выглядел он взбудораженным, завидев меня засуетился ещё сильнее. Настоял на отдельной палате, платить за которую, разумеется, не нужно. Мол, он меня «вот с такого возраста знает», мама моя в его больнице девятнадцать лет отработала без единого нарекания, дочь его моя подруга и куча других причин. Закончил трогательно, заявив, что я ему как родная. Чуть не хихикнула: где ж был этот дорогой родственник, когда я хлеб без соли доедала? Почему на похороны родителей даже не заглянул? Почему не предложил помощь тогда, когда я в ней нуждалась сильнее, чем в добром слове? Впрочем, не осуждаю. Не понимаю, но не осуждаю. Благодарю. Отказываюсь от лечения: на снимке все в полном порядке, чувствую себя сносно. Ложусь в просторной палате с современным ремонтом и новенькой кроватью с подъемным механизмом. Жду супруга с последними новостями.

– Закрытая репозиция, – проговаривает Ярослав, едва дверь успевает открыть. Тихо прыскаю: наверняка шел и на повторе в голове крутил, чтобы не забыть. – Короче, перелом. Голова в порядке, ссадина и шишак на лбу, – говорит уже увереннее и устраивается на стуле рядом со мной. – Нормально всё будет, если ты к нему не пойдёшь. Или он к тебе.

– Пойдёшь? – переспрашиваю шепотом.

– По коридору налево, до упора, палата тоже налево. Но, кошка, я тебя заклинаю, не ходи больше налево. Я… я не услежу за вами обоими. Меня просто на это не хватит, – он вглядывается в моё лицо, я же спешно киваю, но взгляд отвожу. Может, ночью? Одним глазком взгляну и всё… кто узнает? – Вер. Не дури.