Впадаю в ступор. Долго просто разглядываю его затылок. Я, Покровский, для вас, дело жизни. Срочно нужно обсудить это с Ярославом!

– Мне нужно время, чтобы обдумать Ваши слова, – проговариваю уже более сдержанно. – И хоть капля жизненных сил.

– Понимаю. Ложись, закрой глаза.

Он фотографирует меня. Происходящее дико и странно, но у меня даже мысли не возникает воспротивиться.

– У тебя два часа, пока он не проснулся, – бросает напоследок.

Подскакиваю, дверь ещё закрыться не успевает. По голове точно молотом бьёт, прибивая обратно к кровати, к лицу кровь приливает, тошнота возвращается. Приходится немного умерить пыл, только время засекаю.

Крадусь по коридору. Плача из соседней палаты в коридоре совсем не слышно, отмечаю машинально. На посту никого, прохожу никем не замеченной. Страшно: чем ближе подхожу, тем больше успеваю надумать. Вдруг это очередная провокация? Западня. Он сделает снимки и случится что-то ужасное, непоправимое.

У двери ещё колеблюсь, но стрелка на наручных часах подгоняет, будто в спину подталкивает. Глубоко вдыхаю и прислушиваюсь к голосу интуиции. Верю или не верю?

Муж меня убьет.

Влад спит. Сердце сжимается, когда смотрю на его рану на лбу и руку в гипсе. Дрожит все внутри, когда касаюсь кончиками пальцев его щеки. Сначала осторожно, опасаясь, что он проснется. Но, похоже Ветров что-то вколол ему: он даже не шевелится.

Забираюсь к нему на кровать. Обнимаю, прижимаюсь всем телом. Глажу, сжимаю, плачу, остановиться не могу. Целую.

Целую, целую, целую.

Любимый мой… выкрутимся. Выкрутимся! Справимся! На нашей стороне сам дьявол.

Пригреваюсь, понимаю, что ещё чуть-чуть и усну. Смотрю на часы и хмыкаю: Ветров рассчитал чуть ли не по минутам. С трудом отлипаю от горячего поджарого тела, нежно целую в губы и плетусь по коридору, отмечая, что небо уже сереет. Веки тяжелые после бессонной ночи и слез, в висках пульсирует боль, но едва прохожу в палату, слышу все тот же женский плач.

Разворачиваюсь и иду к двери, намереваясь заглянуть по-соседски. Подумываю после медсестру разбудить, пусть хоть укол успокоительного сделает, даже я по столько часов кряду рыдать не в силах.

Заглядываю без стука и поначалу не узнаю её из-за заплывшего глаза и разбитой губы. За синяками и ссадинами, за кривящимся страданиями лицом. Она видит меня и испуганно дёргается. Громко судорожно всхлипывает и начинает реветь ещё горше. А я бросаюсь к ней со всех ног, не в силах сдержать слёзы.

– Никому не говори, умоляю, – тарабанит осипло. – Никому, никогда.

Прижимается ко мне, обнимает так крепко, что дышать трудно. Кое-как успокаиваю её и успокаиваюсь сама. Не говорить? Ну уж нет, больше я на эту байку не поведусь.

Решительно достаю сотовый из кармана спортивных брюк.

– Вера! – Сабина испуганно таращит один глаз. Второй не видно совершенно. И это подстегивает нажать на вызов. – Вера! – она пытается отобрать мобильный, но я встаю и отхожу от нее, выставив руку, чтобы и думать не смела.

Даже больной на всю голову Ветров себе подобного не позволяет. А ему за это деньги платят.

– Кошка, в чем дело?! – Ярослав берет трубку практически мгновенно.

– Сабина в соседней палате, – отрезаю нам всем пути к отступлению.

– Выехал, – зло цедит сквозь зубы Ярослав.

«Надеюсь, в больницу. А не к её ублюдку-мужу», – думаю несколько отрешённо, убирая сотовый. И глядя на подругу, я вдруг совершенно неожиданно, но вполне отчётливо осознаю, что выбери он второй вариант, я бы не осудила.

11. Глава 11

Влад

Как завороженный разглядываю свои руки в лучах солнца. Искрятся. Мерцают. Отражают свет. Футболка на плече ещё влажная. В носу прочно засел запах моря. Провожу языком по сухим губам и кажется, будто чувствую соль и сладость одновременно. Нет, я совершенно точно не спятил. И давно так крепко не спал.