– Там у меня учеба.

– А чтобы ты делала, если бы не приняли бы они тебя обратно?

Я не ответила ему на этот вопрос, потому что он был таким себе по дипломатичности. Это не они отказались принимать меня, а он устроил фирменную истерику, узнав о моей беременности. А как еще было воспринимать его фразу: «ты должна была спросить разрешения у меня!» и «позор на мою седую голову!»?

– Видел твоего оболтуса, – сказал отец, неспешно поднимаясь на родной четвертый этаж. – Спрашивал, когда приедешь.

Этот аргумент был хорош. Но папа вряд ли признал бы это. Предъяви я ему это, то он обязательно бы сказал, что это просто к слову пришлось. Вот только мой новый, но уже давний знакомый Илья тоже пропадает сутками на работе – в конце учебного года особенно. Только в фильмах школьный учитель после окончания занятий подхватывает пиджачок и спешит в кино, а в реальности он занимается на допах по учебной и не учебной программе, проверяет домашку и заполняет электронные дневники. Только выходные, праздничные и отпускные дни он предоставлен сам себе, а в случае с Ильей – этот трудоголик продолжает заниматься репетиторством на дистанте.

– Прямо-таки моего? – спросила я, остановившись возле двери. – Сколько ты отказывался дать ему номер?

Мне немного смешно от этой попытки отца вернуть меня на малую Родину. Он сам только что назвал его оболтусом, выдав свое первое отношение к нему. Тот день когда они познакомились друг с другом мне не забыть никогда – отец чуть за спину меня не спрятал.

– А надо было сразу вручить? – спросил отец, вдруг улыбнувшись давно забытой улыбкой. – Ничего и никому не должно доставаться просто так.

Отец намекал на Николаса или мне только показалось это? Но даже если так, то сейчас было плохо говорить так, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего.

– Иначе, это просто не ценится.

Я покачала головой, потянув дверь на себя, но папа остановил меня.

– Он хороший парень, дочка.

– Мы друзья и только, – упрямо заявила я, не желая воспринимать всерьез однажды появившегося в моей жизни приятеля.

Дружба с Костей научила меня не доверять нравящимся всем и вся мальчикам. А Илья был именно таким, несмотря на то что был полной противоположностью Краснова.

– Так ты приглядись к нему повнимательнее, – посоветовал папа, а потом пропустил меня вперед. – Тогда будет не просто друг.

Я не успела спросить у него, что именно вдруг заставило его сменить гнев на милость. Но мимо нас промчались две торпеды, заставив забыть обо всем. Одна из них лаяла, а другая визжала, пытаясь схватить первую за куцый хвост.

– Айка! Айка! Айка!

Сын остановился, поглядев на нас, повторил еще раз «Айка!», а потом унесся в большую комнату, опрокинув там что-то.

– Это что у нас такое? – спросила я, проследив за пробежавшими мелкими. – Непонятное, чудное?

Несмотря на то, что в воспитание Саньки занимались все от мало до велика, я говорила стихами Барто и сейчас не могла не заметить этого.

– Это Терри, – сказал отец, поморщившись при этом. – Подарил Любасе на новый год.

Видеть в доме собаку было странно. Когда-то мы не могли позволить ее по двум разным причинам. Ослабший иммунитет мамы и плачевное финансовое положение. Но теперь она была – походила на уменьшенную копию добермана, громко лаяла, убегала и, не дождавшись замешкавшегося Алекса, возвращалась за ним, чтобы продолжить увлекательную забаву.

– Выпросила недоразумение! – продолжал бурчать папа. – Гулять с ней не надо – поставил в горшок с цветком и вся прогулка!

Люба появилась в коридоре сразу же после того, как отец произнес ее имя.