Комментарии и публикации на моей странице множились и росли, как колония бактерий в чашке Петри. Кое-кто даже лайкнул страничку нашей группы.

Читая элегии «на смерть себя», я с изумлением узнал, как, оказывается, все любили меня, и каким талантливым считали, и как дорожили мной. Никому не хотелось брать на себя ответственность за смерть многообещающего молодого музыканта, ещё бы! Кто-то предположил, что на меня нашло временное помутнение разума или я узнал, что болен какой-то страшной экзотической болезнью. Я забавлялся, пока мне не начало казаться, что от моего ноутбука исходит запах гнили, и тогда я перестал читать.

Вдохновлённый шквалом посмертной лести, я писал очередную песню, когда ко мне, как всегда без стука, вошла сестра. Она уже успела причесаться и заплести длинную косу.

– Почему тебя похоронили на Фейсбуке? – поинтересовалась она без особых эмоций.

– Это такой пиар-ход, понимаешь?

– А, о’кей, – только и сказала Зарифа и вернулась к себе. Я был благодарен ей за понимание, хотя оно и объяснялось не столько тонкой душевной организацией, сколько безразличием к моей персоне. Осталось лишь предупредить маму. У неё нервная работа и широкий круг знакомых. И ужасное давление.

– Мам! Если вдруг тебе позвонят и начнут выражать соболезнования по поводу моей смерти, ты изобрази, пожалуйста, скорбь, хорошо? И не пугайся, – сказал я, заявившись в кухню, где уже было убрано и витал аромат гренок.

– Что? Ты что такое говоришь? – испугалась мама, картинно схватившись за сердце.

Я терпеливо объяснил ей, в чём дело, но она не желала меня слушать и снова раскричалась, да так, что из окон, выходящих во двор, повысовывали головы соседи, точь-в-точь змеи из нор.

– Как я, по-твоему, должна изображать из себя это… не знаю что?!

– Ты же притворяешься, когда звонишь поздравлять знакомых с праздниками, – я повысил голос, передразнивая лицемерные интонации мамы: – «Джаночка, дорогая, всего тебе всего самого-самого, люблю-у-у-у, целу-у-у-ую», а сама потом проклинаешь их, когда они просят взаймы. Прояви хоть раз свои актёрские способности во благо!

– Ой, хватит! Глупости какие говоришь! Хочешь совсем опозорить нас? Мало развода мне было?! Покончил с собой, ещё чего! В море утопился?! Я тебя что, зря в секцию плаванья таскала?

– А я связал за спиной руки и надел камень на шею, к тому же был сильный ветер, а в Бильгях ты же знаешь какое море…

– Да пошёл ты! Не буду я ничего такого изображать!

И тут я применил тайное психологическое оружие:

– А я тогда женюсь.

Мама растерянно уставилась на меня, очевидно, пытаясь уловить связь между моим мнимым самоубийством и женитьбой.

– На Саялы своей? – Мама её не очень одобряет (а, что там скрывать, считает шлюхой), но инстинкт самосохранения бережёт её от попыток радикально повлиять на наши отношения. Лишь однажды она откопала где-то «девочку из очень хорошей семьи» и так пробурила мне мозг этой девочкой, что я согласился встретиться с ней, лишь бы только мама оставила меня в покое. Девочка приходилась дочерью одному известному азербайджанскому писателю – настолько известному, что даже мне доводилось слышать его имя, – и маминой институтской подруге, преподающей в вузе. Как это принято, наши матери устроили нам «деловую» встречу под каким-то совершенно идиотским предлогом, как будто мы оба были умственно отсталыми и не знали, по поводу чего все эти дикарские пляски. Перед встречей мама дала мне столько напутствий, словно я не на свидание шёл, а уезжал из родной деревни для того, чтобы поступить на службу к королю.