─ Тебе очень идет этот костюм, ─ говорит он без шуточек. Решил, что я дала согласие на флирт.

─ Слушай, Костя! ─ Внезапно осознаю, что чуть ли не первый раз произношу его имя вслух.

─ Я весь внимание, ─ ухмыляется он.

─ То, что между нами было, это большая ошибка. Я люблю твоего отца.

─ Конечно, любишь…─ усмехается Костя. ─ Между нами, кстати, ничего не было. Ты была расстроена, а я тебя успокоил по-родственному. Ничего личного, просто не могу пройти мимо женских слез.

─ Я рада, что… ─ не успеваю договорить, потому что лифт судорожно дёрнулся, отчего нас прижало к стене, и завис.

Я делаю последний судорожный вдох и перестаю дышать вовсе.

─ Кажется, застряли, ─ доносится до меня голос Кости. Мне так сложно разобрать слова, словно к моему уху прижали ракушку, и я слышу его через пелену «шума моря».

Медленно сползаю по стенке и всё никак не могу нащупать руками пол. Воздуха совсем мало, и я пытаюсь расстегнуть пиджак, но «ватные» пальцы так плохо слушаются, что я выдираю их с корнем, и маленькие кусочки пластика бьются об пол так звучно, словно сделаны из камня.

─ Женя, ─ зовет Костя, но голосовые связки парализовало, и я не могу и звука из себя выдавить.

Опускается на колени рядом со мной и дотрагивается до моего плеча.

─ Женя, ты в порядке? Что случилось?

Я могу только смотреть, а хочу вцепиться в него и умолять сделать хоть что-нибудь.

─ У тебя клаустрофобия, да? Ты дыши глубже, все хорошо. Я сейчас ─ отпускает меня и, оставшись одна, я почти начинаю вопить.

Костя зажимает кнопку вызова диспетчера и через пару минут треска и щелчков раздаётся безучастный мужской голос:

─ Что у вас?

─ Мы в лифте застряли.

─ Мы в курсе поломки. Работы ведутся. Не паникуйте и не пытайтесь выбраться самостоятельно. Лифт поедет, как только поломка будет устранена.

─ Когда это будет?

─ Сложно сказать. Минут через пятнадцать должен поехать.

─ Хорошо, ─ отвечает Костик уже трескучим помехам.

Вновь бросается ко мне, садится рядом и берёт за руку.

─ Слышала, он сказал не паниковать? Скоро поедем! Успокойся, а то у тебя пульс зашкаливает.

Я хочу уцепиться за его голос и выбраться из пучины ужаса, но есть проблема. Большая проблема. На меня наезжают стены. Еще немного и места будет меньше чем в гробу. Я уже готова орать и отбываться от железной конструкции, которая пытается меня расплющить, но Костя обхватывает мои скулы руками и заставляет посмотреть на себя. Зрачки у него как у наркомана.

─ Меня сейчас раздавит!

─ Женечка, смотри на меня! Смотри! Стены на месте, все хорошо.

─ Мы тут умрем! ─ лепечу я громким шепотом.

Вместо ответа он буквально впивается в мои губы, а мне кажется, что если сейчас Костя оторвется от меня, я точно задохнусь, а потому прижимаю его к себе так крепко, что чувствую кожей ритм сердца.

Мне опять думается, что он жуткий наглец, но когда мой отключенный страхом мозг, вновь начинает работать, понимаю, что целую его сама. Страстно ласкаю языком и губами его рот, а Костя только чуть слышно постанывает и поглаживает меня по бедру, на котором еще горит пятерня Вадима.

Когда у нас совсем не остается воздуха, Костя отрывается от меня и смотрит зачарованно.

─ Что ты творишь? ─ спрашиваю я.

─ Успокаиваю тебя. Как могу, ─ улыбается в мои все еще приоткрытые губы.

Это просто поцелуй. Нет, не просто. Это хороший страстный поцелуй. За такой поцелуй можно убить. Вадим может. Но, вероятно, у меня не глаза, а неоновая вывеска, которая светит красным и требует: «еще!».

Костя опять припадает к моим губам. Этот поцелуй другой ─ нежный и тягучий, напоминающий о том, что между мужчиной и женщиной может происходить нечто прекрасное.