– Начальник службы безопасности.
4. 1.4
***
– Как ты относишься к исповедям?
– Никогда не пытался на себя примерить одежду священника.
Леонид смеется.
– Давай сделаем перерыв на кофе. И я тебе кое в чем признаюсь.
Разминаю шею, встаю. Мы и в самом деле ударно засиделись за бюджетом.
– Ну, давай, если бы этого никак.
Идем вдвоем в небольшую кофейню, которая находится двумя этажами ниже. Исповедь начинается прямо с места в карьер, как только мы устраиваемся за столиком и делаем заказ.
– Знаешь, как я хотел попасть к вам работать? Мечтал просто.
Мне импонирует откровенность Леонида Каминского. Не понимаю, что в нем не нравится Захару. Я обещал за ним присмотреть, и я это делаю. Присматриваюсь. Пока очень нравится. Цепкий, с опытом. Все схватывает на лету, проявляет инициативу. И, главное, у него есть четкое понимание того, как все должно развиваться. Каминский – тот, кто нам нужен.
– У нас тоже сбываются мечты.
Леонид смеется. Он еще и комфортный в общении человек. Обаятельный.
– Я очень рад, что «Балашовский» решил уйти в глубокую переработку. При ваших – точнее, – поправляется со смехом, – точнее, при наших подходах и объемах не развивать это направление – это упускать выгоду. Артур Антонович принял очень мудрое решение. Все вложения окупятся.
Я вполуха слушаю Каминского. Во-первых, я все это слушал уже не раз. Во-вторых, с лестью он все-таки чуточку перебарщивает. Наверное, именно это и не нравится Захару. Мелехов на дух не выносит лесть, проще снег летом увидеть, чем услышать комплимент от Захара. Не понимаю, за что его просто обожают все, кто у него работают. Ну, у них там своя атмосфера.
А мне легкая избыточная комплиментарность Каминского не мешает. Он нам подходит. Он хочет на нас работать. Идеальное комбо. А Захар просто параноит. Он все-таки чудак.
Допиваю кофе, киваю Леониду.
– Ну что, пойдем добивать бюджет?
Каминский пружинисто встает.
– Пойдем.
***
Паркую машину возле дома матери. Я обещал заехать, но еще рассчитываю на вкусный ужин.
Ты вырастаешь, ты становишься взрослым. Но все равно цепляешься – по какой-то неизвестной причине цепляешься – за старые привычки. Хотя все уже вокруг изменилось. Не только ты.
Сколько себя помню, мать для меня неотделима от вкусной еды. Гуля говорит, что я избалован. Я и сам понимаю, что это немного странновато – как минимум раз в неделю заезжать к матери чисто поесть. Я же давно взрослый. Но от маминой еды оторваться все никак не могу. Сначала я делал это, потому что видел, как ей тяжело от того, что я вырос и живу отдельно. А теперь…
Мои размышления прерывает распахнутая дверь. А оттуда запах. Как пахнет…
Меня обнимают материнские руки.
– Иди, мой руки, Рустам.
***
За вкусный ужин приходится расплачиваться. Потому что разговор заходит о том, что надоело уже всем. Ну, мне – точно. А вот маме – нет. Даже отец сдался. Но тихое упрямство Танзили Ильмановны Ватаевой не знает себе равных.
Речь идет о том, почему я до сих пор не женат. А ведь мне уже через пару месяцев, ай-ай-ай, тридцать!
Мама наливает мне чай в пиалу и атакует в лоб.
– Мужчина должен быть женат.
Для меня это очень спорное утверждение, а для мамы – основа ее жизненной философии. И даже развод с отцом ее не поколебал. Она себе это все как-то очень убедительно объяснила.
Медленно качаю чай в пиале.
– Я понимаю, зачем это тебе, – начинаю осторожно. – Но не понимаю, зачем это мне. Правда, не понимаю, мама.
Можно подумать, такими пустяками можно сбить мать с ее настроя.
– Когда встретишь ту, которую захочешь назвать своей – поймешь.