— Ты не хочешь ничего сказать, Златовласка?

Мотаю головой. Еще чего! Чтобы проделать оставшийся путь в багажнике?

— Игорь, перестань. Хоть на минуту задумайся о том, что все сказанное ею правда.

Хорошее замечание.

Я ложусь на сиденье. Меня вновь мутит. Я устала. Особенно сильно это ощущается сейчас, когда основной накал событий спал.

— Просыпайся, спящая красавица, — произносят рядом с моим лицом через какое-то время.

Так же ласково и невесомо дотрагиваются до моего лица.

— Ты не представляешь, что мне снилось, — шепчу я и тут же распахиваю глаза, вдохнув резкий запах одеколона.

Я задремала. На минуту мне даже показалось, что все случившееся сон. Но надо мной нависает Кронглев, вглядываясь в мое лицо темно-карими глазами.

— Если расскажешь, что задумала, то я отвезу тебя домой прямо сейчас.

А вдруг прокатит? Вдруг правда отвезет? Вон и Катя пропала. А значит, я не вхожу в его планы и...

— Хотела увидеть тебя еще раз, — говорю я, рассматривая его лицо.

— Зачем?

У нас могли бы быть красивые дети, если бы он был нормальным.

— Ну как зачем? Не смогла забыть. Сохну от любви, как куст боярышника в октябре.

Почему боярышник? Потому что он попался мне на глаза, прежде чем меня вырвало на резиновый коврик под сиденьем.

— Только мне не неси чушь о беременности, ок?

Я выбираюсь из машины, хватая упаковку с последней салфеткой.

— Ты что, бесплодный? Или Бог? Или просто идиот?

Мне ужасно неловко от случившегося.

Не люблю быть беспомощной и слабой в чужих глазах.

Почему-то люди воспринимают это как изъян, причем связанный с цветом волос.

— Тебя укачало, — говорит Кронглев, протягивая мне бутылку с водой. — Ты когда ела в последний раз?

— Утром.

— А должна была в обед, вместо того чтобы шляться по губернаторским приемным, — замечает он, когда я возвращаю ему воду. — Пойдем?

— А где Катя?

— В доме.

На минуточку мне стало казаться, что мир вновь стал нормальным. Кронглев перестал вести себя, как сволочь. Но вот он повел меня к высоким воротам, тем самым дав понять, что не верит мне.

— Ты обещал отпустить.

— Если скажешь правду, — отвечает человек с двумя извилинами в мозгу.

— Что бы ни произошло, ты должна знать, что все будет хорошо, — говорит он, прежде чем прикоснуться к калитке. — Я всегда буду рядом.

Осознание того, что должно произойти с минуты на минуту и даже раньше, пришло ко мне слишком поздно.

— Сволочь! — цежу я, когда он втаскивает меня во двор со стройматериалами и жидкими кустиками шиповника вдоль забора. — Гад! Мерзавец! Негодяй!

Вновь меня ведут не лучше Буренки мимо двух мужчин с криминальной наружностью. Я таких видела только в передачах на НТВ.

Все они, как один, лысые, не бритые и в кожанках. Они провожают взглядами, ухмыляются и переглядываются.

— Это телка Бурова?

— Я думал, краше будет.

Кто-кто? И кого? Бурова?!

Кронглев, вместо того чтобы отвести меня обратно, как пообещал рыжей, решил выдать меня за нее!

— Какая есть, — замечает тот, кто ведет меня за собой. — Ахает ее, значит, что-то в ней есть.

Я зажмуриваюсь от ужаса, а потому спотыкаюсь и чуть ли не падаю, пока Кронглев тащит меня через двор, в дом и вверх по грубо сколоченной лестнице. Только бы не запомнить ничего, только бы поскорее закончилось, только бы не приснилось в кошмарах!

— Посиди здесь!

Кронглев заталкивает меня в полупустую комнату, а потом захлопывает дверь, закрывая ее на ключ.

— Когда меня найдут, ты сядешь! Слышишь меня?!

— Слышу-слышу. Поори немножко напоследок!

Я бью в дверь шпилькой, а сама рассматриваю комнату, в которой оказалась. Мои руки все еще сковывает стяжка, и пока я не вижу ничего, что могло бы помочь мне снять ее. В моем распоряжении кровать из паллет с матрасом и постельным бельем сверху, печка, труба и крошечная дверь, ведущая в душевую.