Я любовно укладываю книгу на полированный стол-книжку и выхожу из дома, чтоб сбить градус воспоминай. Все так живо и мертво одновременно. Медленно иду по едва видной в высокой траве дорожке, сложенной из узких плиточек. Вхожу в летнюю кухню, выкрашенную зеленым. Этот цвет почти как зеленая ФЦ. Руслан. Мне так стыдно за свое поведение. Да, он подшучивал надо мной, но как-то по-доброму, и единственный поддержал. С тех пор как не стало папы, Руслан стал первым, кто протянул мне утопающей руку помощи. Я где-то перестаралась: то ли слишком его демонизировала до нашего официального знакомства, то ли слишком рьяно стала оправдывать после. Я до сих пор чувствую прикосновения его пиджака к голым рукам, а в носу стоит смесь парфюма и тиктака. Я даже перерисовала тот арт: расшила ему рот и убрала рожки.

Втыкаю в розетку старенький «Саратов» и взглядом пробегаюсь по стенам. Тут все изрисовано мною четырехлетней. Мама хотела покрасить стены в цвет айвори, но папа был против. Палка-палка-огуречик. Я нарисовала всех нас. Мы с папой вместе, и мама - чуть поодаль. А вот отпечатки наших ладоней: папин - желтый, мой - розовый и мамин - красный. Мы все вместе.

Беру бутылочку воды и возвращаюсь в заросший травой сад. Между двумя яблонями с толстыми стволами натянут гамак. Сетчатый гамак, который однажды вырвал мне родинку на спине. Крови было жуть как много, и шрам остался.

Повязываю парео покрепче и заваливаюсь на пожелтевшую сетку. Подставляю бледную кожу робкому июньскому солнышку. Я одна, и мне от этого хорошо. Мама приедет попозже, и у меня есть как минимум час наедине с собой.

Я затыкаю в уши наушники, включаю плейлист "Massive Attack" и буквально сливаюсь с "Paradise Circus". Может, мне только кажется, что тучи сгущаются? Может, все и наладится?

Вдруг замечаю, что сквозь закрытые веки уже не краснит. Странно, что солнце скрылось так внезапно. Открываю глаза и встречаюсь нос к носу с Русланом, который нависает надо мной и, молча, смотрит. Я в ужасе. На мне старый купальник, размер груди стремится к нулевому, и я слишком сильно раздета для почти посторонних глаз.

- Привет, Дотнара, - ухмыляется парень.

На нем джинсовые шорты, шлепанцы и майка-борцовка с черепом. Тоже бесстыдно на него пялюсь. Оказывается, костюм все это время скрывал загорелый мышечный рельеф. Прикидываю, как бы он смотрелся на рисунке. Тонированная бумага плюс красный карандаш. Нет! Уголь, мел и крафтовая бумага.

Наконец, догадываюсь выдернуть наушники и вместо приветствия выдаю:

- Что ты здесь делаешь?

- Опять ты за свое, Дотнара? – садится в гамак, вынуждая меня подвинуться, и принимается нас покачивать. – Семейный съезд. А мило тут у вас. Кусочек «Совка». В хорошем смысле.

- Ты не приходишь в кафе, - говорю я и проклинаю себя за дурость. Зачем так сразу выбалтывать то, что на уме и сердце?

- Это тоже тебя обидело?

- Нет, - вздыхаю я и, чтоб выкрутиться, добавляю: - Просто не хочу, чтоб ты голодал.

- Я ради тебя приходил.

Сердце подскочило в груди так отчаянно, что мне показалось, что Руслан это заметил.

- Ради меня?

- Да, ты так поднимала мне настроение своими психозиками и реакциями.

Психозики. Мило. Было бы, если б это слово не делало из меня «лунатика».

- А что сейчас?

- Не знаю, - пожимает плечами. - Просто все поменялось.

Смс-ка. От мамы. "Нара, приедем утром. Попроси Руслана остаться с тобой на ночь. Одна не ночуй".

Он тоже прочитал.

- Не бойся, я останусь до…

Рус не успевает договорить, потому что нас накрывает насыщенной долбежкой басов. Кто-то отчаянно сигналит, перекрывая собственные басы, и создавая какофонию звуков.