- В общем так. – Прерывает мысли Красов и хочется ему мозги из черепа выбить. – Даю тебе неделю, потом подключаюсь.

- С хера ли? Мы с тобой, Сергей Иванович, кажется, договорились год назад. Я твою дочь бешеную в узде держу, ты мне свободу действий даешь и не лезешь в мои дела. – В моменты злости всегда перехожу на ты. Красова это бесит, но он сдерживается.

- Заказчик меня трясёт, как яблоньку в саду. А мне на старости лет зачем такие радости? А, зятёк?

- На пенсию значит иди. Раз нервы шалят. – Меня этот разговор «ни о чём» начинает подбешивать. Начальник мой знает, что дела я всегда завершаю. С чего бы в этот раз он полез непонятно. Про заказчика мне пусть не вешает. У нас все они нервные и все очень торопятся. Значит, остаётся одно. Под меня кто-то роет, и это сейчас пиздец, как не вовремя.

- Внуков бы мне. Тогда можно и на пенсию. – Внезапно сводит тему не просто в другую колею, а в болото дерьма. – Как там Света моя? Когда она нас порадует?

- Когда дурь у неё из вен выйдет.

- Она что, опять? Так ты её в узде держишь? – Красов хватается за сердце, и это не представление. Дочь ему попила крови достаточно.

- Нет. Не рискнёт.

- Ну так год прошёл уже тогда.

- И этого достаточно? Закрыли тему. Ещё раз начнёте в кровать ко мне лезть – пойдёте нахуй вместе со Светой. А теперь с вашего позволения, пошёл работать. – Дверью грохнул так, что стёкла задребезжали, ответа ждать не стал. Вышел на парковку, достал письмо, прикурил. Бумага измятая, порванная и склеенная заново. Края подпалены. Что я только не делал с ним за все эти годы, но так и не смог избавиться. Сотни раз читал и, кажется, пора перечитать снова. Пока не поплыл опять от этой дряни, как тощий немой пацан.

*******

«Привет. Я знаю, что ты сейчас читаешь это письмо. Совсем недавно я думала, что мы с тобой одно целое, и разлучить нас не сможет ни война, ни смерть. Я ошибалась. Прости. Оказалось, что мир не делится на чёрное и белое. И я прошу тебя оставить меня в покое, Демид. Я больше тебя не люблю. Я счастлива. И я тебя отпускаю.»

Всего несколько строк в ответ на десятки писем. Несколько строк, которые воздух выбили из лёгких, и кровь выпустили из вен. Да, я предал её. Позволил Ане увидеть похоронку с моим именем, но так было нужно. Только так я мог обеспечить ей достойное будущее со мной. Детдомовский пацан без образования, без связей, без будущего. Гонимый отовсюду с волчьим билетом бывшего беспризорника. Что я мог дать ей? Вонючую общагу с тараканами, нищету и снова голод. А я не хотел, чтобы она так жила. И бывший тогда полковником Красов, предложил мне другую жизнь, деньги, уровень. Но выполнять эту работу, под своим именем я больше не мог. Слишком высокие были ставки. А значит, я должен был умереть. Для всех. Даже для самых близких. Хотя кроме неё у меня никого не было.

Выдержал шесть месяцев. Потом написал ей письмо. Затем ещё одно, и ещё. Снова и снова. Она не отвечала. Пока, наконец, не пришла эта записка, выведенная её аккуратным подчерком. Помню, как открывал письмо. Руки дрожали, как у мальчишки. Хотелось сорваться и забрать её к себе, ведь уже тогда мог дать ей многое. Сдержался, ждал, потому что всё ещё было опасно. Помню, как читал, складывая маленькие чёрные буквы в кинжалы слов. Помню, как в груди вдруг стало тихо, там сердце больше не билось. И я отпустил, оставил в покое. Только забыть не смог. Даже спустя двенадцать лет.

*****

Нужно ехать домой. Собрать ребят, дать необходимые указания. Как бы не бесил Красов, а он всё же прав. Дело не двигается, а заказчики у нас не любят ждать. Подполковник создал идеальный бизнес. Золотую жилу, которая обеспечила ему безбедное будущее, но при случае она же, может и удавить. Притом не только его, но и приближённых. Коим я и являюсь, как зять и правая рука. Мы что-то вроде частного сыска, только с расширенной лицензией и работаем исключительно на правительство. Другие о нас просто не знают. Кирилл давно уже занимался тёмными делишками, но меня это не касалось. Другом он мне особо и не был, а когда узнал, что Аня счастлива именно с ним, вначале хотел убить. Потом перебесился. Гордость взяла верх. Убивать на войне, чтобы защитить своих товарищей, свою страну, это одно. А убивать ради женщины, которой ты не нужен, ради той, что спустя пол года после твоей смерти уже скакала в чужой койке… Нет, за это не убивают. Я их тогда отпустил и запретил себе думать о ней, следить, присматривать. Иначе не выдержал бы. Как оказалось Слободский время зря не терял, раз за разом подступая к грани дозволенного всё ближе. И однажды он оступился и перешёл черту. Жадный стал, а жадность слепит. Дело направили нам и его приказали убрать. Я спорить не стал.