После третьей порции мартини мне действительно стало проще и легче. Тепло и пофиг на все, но я прекрасно понимала, что эффект временный, и после будет плохо.

— Я совсем не поняла только одного, — пьяный голос Софки меня смешил, но серьезность нашего разговора не позволяла поддаваться слабости, и я вся внимание смотрела на подругу, облокотившись о столешницу и подперев ладонью голову. — Глеб не в курсе, что Нинка в положении?

Софья была зла на Петрова и грозилась рвануть к нему на разборки, когда я сказала, как он выплеснул на мне свой гнев. Кое-как остановила ее, но она взяла с меня обещание, что я больше не дам себя в обиду. Сдержать слово – было не сложно.

— Я не знаю, — уныло выдохнула, когда пересказала все, что было в моем доме днем, а еще мы снова переслушали записи голосовых. Софья обалдела и с широкораскрытыми глазами пялилась на меня, удивляясь, как я вообще не выбросилась из окна, или еще чего хуже – не наложила на себя руки. Но – нет, это точно не стоило того, чтобы лишать себя жизни. — Но он ни словом не обмолвился об этом. И мама тоже.

— Что-то тут не вяжется дебет с кредитом, — по-своему пробубнила Софья. Сощурив свой кристально пьяный взгляд, она задумалась, прикоснувшись губами к стакану и отпив из него несколько глотков мартини. — Ты должна забыть Стацкого, зай, — спустя минут пять тишины раздалось ее твердое заявление. — И с Петровым ни в коем случае не связывайся больше. Он жестко приревновал тебя, но не думаю, что тут пахнет к тебе любовью. Явно какие-то счеты со Стацким. Они же в прошлом лучшие друзья, разве нет?

— Они самые, но очевидной вражды никогда не было. Ну, по крайней мере, я ее не видела.

— Да ты по уши влюбленная в Стацкого, систер, что ты там дальше Глеба видела?! — прыснула Софья, а я, обалдев, выпрямилась струной, словно снова мне дали по щам.

— Что? — недоуменно спросила она. — Нет что ли?! Уж меня-то не надо тут переубеждать, Кира. Я, как никак, все о тебе знаю, и только я тебя понимаю и какого тебе сейчас хреново. Вы с Глебом у меня, как на ладони. Так что…, — Софка пожала плечом и допила остатки в своем стакане, зашипев от вкуса горечи и сладости, вперемешку с кусочком лайма.

— Мой номер ты ему дала? — вспомнив о том, как Лев высказался о моем телефоне, я решила уточнить у Софки, ее ли была инициатива. Она покосилась на меня и коротко кивнула. Я окончательно была подорвана на ровном месте.

— Эй! Вот не надо сейчас на меня так смотреть! — предупреждающе воскликнула она. — Он бы из меня душу вытряс. Ну тебе ли не знать, какой Стацкий настойчивый, — обреченно выдохнула Софья, а ведь я была с ней согласна частично.

Я налила еще мартини себе и тут же залпом осушила стакан. Уж сегодня можно…

— Что мне делать… я совсем не знаю, как мне быть? Уехать? Оставить всё? — начала перечислять то, что могло мне на время помочь излечить раны.

— Ага, и ты так просто бросишь работу, ради которой столько нервов положила под нож? — удивилась Софья, начав гримасничать. — Ты хочешь пожертвовать многим, а что Стацкий и Петров – им что будет-то? Ты убежишь от них, а я уверена, они тебя достанут и там, — Софка рассуждала, строя теории и догадки.

— А что тогда – игнорировать и делать вид, что все прекрасно? Надолго ли меня опять хватит? Соф, я не хочу снова впадать в депрессию, там мне ни на грамм не понравилось. Потом очень трудно собирать себя по частям, — уныло пробубнила себе под нос, рассматривая свой идеальный маникюр. — Мне до сих пор больно, когда я вижу Глеба… или, — голос надломился, и я почувствовала подступившую желчь во рту, — или, когда Нина прижимается к нему. Мне очень больно. Я вроде стараюсь не обращать внимания на это и даю себе установку, что все в прошлом. Мозг-то понимает, а сердце… знаешь, как начнет тарабанить о грудную клетку, так и гляди взорвется к чертям от неразделенных чувств, — захныкала я, возвращаясь вновь к тому, с чего начали.