Хочется просто взять и треснуть чем-нибудь по красивой роже. Я даже бегаю глазами вокруг и ищу предмет потяжелее. Но не нахожу. Придется отбиваться словесно, в этом я настоящий ас.

– Сегодня я просто выживала, какая прелюдия? – тяну равнодушным тоном. – Ты бредишь, Баров.

– Я не о том. Ты приехала сюда именно со мной, выбрала меня на роль жениха не просто так.

– Ты издеваешься? – фыркаю, как мокрый енот. – Я случайно выбрала тебя, ты просто попался под руку, я могла выбрать любого…

Отмахивается от меня, как от мухи, показывая гримасой, что ему смешно.

– Но выбрала меня. А теперь из кожи вон лезешь, чтобы зацепить. Я что, не вижу?

– Считаешь, я с тобой заигрываю? – ломаю губы в кривом изгибе, выражая отвращение. – Да за кого ты меня принимаешь?

– Не переигрывай, Исаева, слишком пафосно, – морщится, прислоняясь спиной к стенке, плотоядный прищур скользит по моему телу, которое, предатель, тут же отзывается искрящимися мурашками.

А Баров расслаблен и спокоен. Развлекается, а не решает моральные дилеммы, как я.

И это – бесит.

– Думаешь, я играю? – подступаю ближе.

– Это твой стиль жизни, – пожимает плечами.

– Много ты знаешь о моем стиле жизни! Мы встречались всего несколько месяцев.

– Достаточно, чтобы понять, какая ты.

– И какая же? Просвети. Очень интересно! – толкаю фразу с вызовом.

Он лениво закусывает губу, сужает глаза до узких щелочек. Рассматривает меня. Пристально. Как чертов знаток женских душ.

– Капризная, эгоистичная, высокомерная, упрямая, дерзкая, – перечисляет размеренно, – нетерпеливая…

– Хватит! – Слушать просто невыносимо. Особенно от него.

– Ты же сама просила, – опять эта тупая насмешка.

– А теперь передумала, – и не думаю следовать логике.

– Что и требовалось доказать, – кивает, убирая одну руку в карман, а другой подхватывая какую-то старую лампу, в которую вставляется свечка. – Пошли.

– Куда? Зачем? – не понимаю его и сбита с толку резким прекращением разговора. – Куда ты собрался?

– Ты же сказала прекратить. Мне продолжать перечислять твои качества?

– Нет… То есть да! – отвечаю, опомнившись. – То есть не могут быть у меня только плохие качества.

– Я тебе вместо клоуна и психолога разом? – оборачивается и усмехается. – Всегда была требовательная. И опять хочешь, чтобы все плясали под твою дудку.

– Баров, так нельзя, слышишь? – Почему это прозвучало с такой мукой в голосе?

– Что нельзя?

– Нельзя человеку постоянно гадости говорить. Скажи что-то хорошее, – прямо-таки требую, и мне действительно необходимо это услышать.

– Хорошее надо заслужить, Исаева, – отнимает надежду и идет куда-то вниз по лестнице, успев зажечь фитиль древней лампы.

Следую за ним и размышляю над последней фразой и разговором в целом. Чего я от него хочу? Почему веду себя так вызывающе? Тараном пробиваю его защиту. Долблюсь в закрытую дверь. И он вроде приоткрывает ее и что-то мне показывает, совсем чуть-чуть, но… Недостаточно. Мне мало.

Не понимаю я его. А понять хочу, этого отрицать не выйдет. Внутри живет непонятная, но очень острая потребность донимать его, чтобы вызвать реакцию. Не терплю равнодушие. Кажется, даже измену восприняла не так болезненно, как эту холодную стену между нами.

Почему так? Предательство показывает, что кто-то лучше меня. Он выбрал ее, предпочел ее мне. Попробовал нечто другое. Но равнодушие – это иное. Сейчас он рядом, но мне этого мало.

Хочу, чтобы он реагировал и показывал, что ему тоже важно мое присутствие, именно мое.

Если я докажу себе, что я ему небезразлична, то смогу воспользоваться этим и отомстить. Бросить его. Дать попробовать его же яда, которым он меня отравил. Но пока он равнодушен, не могу этого сделать. Не могу осуществить свой коварный план.