Сделала шаг назад, еще один. Огляделась в растерянности. Что делать? Что вообще жены делают в подобных случаях? Что бы мне сейчас посоветовал мозгоправ? Разобраться в себе и поговорить с собственным отражением?..

Не разбирая дороги, сметая ко всем чертям разбросанные лепестки, я прошла на кухню. Зачем-то включила чайник. Ну да, самое время почаевничать...

Трясущимися руками убрала в раковину два пустых бокала, на одном из которых был оставлен след красно-кровавой помады.

Сдвинула праздничный торт на самый край стола.

Маты продолжали сыпаться из женского рта, и я уже пожалела, что не закрыла за собой дверь в спальню. Такому лексикону позавидовал бы любой заправский моряк в захудалом доке. А силе ее легких обзавидовались бы все наши соседи.

Мама дорогая, они же наверняка все это слышат. Как я буду смотреть им в глаза теперь...

Мне было стыдно. Стыдно до самых корней своих рыжих кучерявых волос.

Постепенно реализм происходящего сейчас в моей спальне, в моей квартире, стал доходить до меня.

Сам факт измены отошел на второй план. На первом же встал другой вопрос - Кто она? По хриплому голосу я не смогла узнать владелицу бесцензурного языка. В опознании проиграли не только уши, но и глаза. Вид сзади мне ничего не дал. Тем более, спина моего благоверного закрывала практически всю картину…

Почему-то вспомнила о браво скачущих взад-вперед «мужниных бубенцах». Неужели, когда мы с ним отдавали друг другу супружеский долг, они так же смешно качались и шлепались...

От очередного громкого мата и последовавшего за ним звонкого шлепка вздрогнула, выходя из ступора.

Боже, что мне делать!? Уйти? Поехать к маме, а потом, завтра или... когда-нибудь ещё, решить, что делать дальше…

Да, так было бы правильно. Просто уйти сейчас…

Я крадучись пошла по коридору в прихожую. Единственным моим желанием сейчас было стать совершенно бесцветной, незаметной, просто слиться с обклеенными обоями в цветочек стенами, перестать представлять, что сейчас происходит там, перестать чувствовать, перестать слышать…

Но я слышала и слушала. Даже тогда, когда медленно застегивала трясущимися пальцами замок на сапогах из кожзама, заметив, наконец, элегантную женскую обувь, стоявшую сейчас на коврике рядом со шкафом.

Перевела взгляд на свои сапоги, несколько раз уже починенные, почему-то только сейчас подмечая слишком топорные швы и расползшийся по краю подошвы мазок обувного клея.

Нервно хохотнула, но тут же замолчала, оглушенная очередной партией брани, донесшейся из спальни. Даже перестала дышать, словно трепыхание моей грудной клетки можно было бы услышать там, в комнате…

Я поднялась, запахнула пальто, подняля сумочку с пола, стараясь не задеть пакет с гостинцами. Взялась за дверную ручку. Тихонько начала давить на нее, боясь произвести лишний звук.

Я все еще надеялась уйти незаметно, и мне это практически удалось. Дверь поддалась, открываясь. Когда я уже перешагнула через порог, полный страсти женский голос вновь дал о себе знать.

- Скажи, я же лучше этой тютюни?

Я дернулась, словно от удара. Выпустила дверную ручку из трясущихся пальцев. В этот момент как раз вскипел чайник, отмечая данное событие громким щелчком, подействовавшим на меня по принципу спускового механизма…

- Лучше, - раздался хриплый ответ мужа. А я уже замыкала дверь изнутри...

***

Тютюня - раз, тютюня - два, тютюня - три. Продано Агнии за пару дырявых башмаков и кастрюлю борща!
Я и сама поразилась, как легко приняла ту роль, что отвели для меня эти двое. А быть может я всегда знала, что эту партию играть именно мне. Всё, что было до этого: бесконечные разговоры в офисе, равнодушное потребительское отношение мужа, жалостливые взгляды Юли, презрительные насмешки Кристины - всё это было генеральной репетицией этого дня. Своеобразной подготовкой.