Никита чуть подался к беснующейся фигуре, сощурился и вдруг скомандовал:

– Протяни руку в круг и сразу же убери. Только быстро.

Тома с сомнением посмотрела на тонкую белую линию, отделяющую её от неведомой опасности, и мысленно обозвала себя дурой. И послушно сунула лапу в капкан.

Худое создание совершило кульбит в воздухе и в панике распласталось с другой стороны круга, а Тома испуганно отдёрнула руку.

– Ну как? – простонала Тома, прижав покалывающее запястье к груди.

– Не так уж и плохо, – ответил Никита, – можно попробовать. Но не сейчас. Сейчас она слишком напугана.

Катька очнулась от созерцания того, что когда-то было человеком, и попятилась. Ей остро хотелось проснуться в своей комнате и обнаружить, что ничего из этого вообще не существовало в природе, она даже с силой зажмурилась и тряхнула волосами, но тварь перед ней так и продолжала скулить, вращая безумными зрачками в поисках неведомых монстров. Катька хлопала ресницами и бездумно переставляла кеды, шаг за шагом отступая к невидимой стене за спиной, пока не ткнулась лопаткой в сморщенное личико висящего вверх ногами зверька и истошно не завопила, разом выпуская наружу боль, разочарование, стыд.

Тома обернулась и с ужасом разглядела, что летучая мышь не сорвалась с места, а когтистыми крыльями возмущённо царапает Катькино плечо, а та отчаянно пытается стряхнуть цепкие лапки.

Никита в два шага добрался до Катьки и зажал ей рот левой рукой, прерывая дикий крик, а правой аккуратно вынул запутавшиеся в ткани коготки.

– Вот так… тихонько… не бойся, они тебя не тронут… – он оторвал мышь от девушки и подтолкнул Катьку обратно к кругу. Та вяло поддалась, а потом вдруг заупрямилась и с ненавистью оттолкнула парня.

Приближаться к этой твари было невозможно, немыслимо… Нет! Поживи хоть сто лет, никакими ухищрениями не вытравишь из памяти страшные, искажённые черты, лишь отчасти напоминающие человеческие. Вот уж верно говорят – отпечаталось в глазницах.

– Кать, успокойся, – увещевал Никита, – ты только хуже делаешь.

Он был прав – бедное создание сильнее тряслось от звуков Катькиного голоса и самую малость притихло, когда её всё-таки заткнули. Тома вопросительно взметнула брови – она уже не рассуждала, верить Никите или нет, и действовала на автомате, как ассистент при сложной операции.

– Придётся её успокоить, – поймал требовательный взгляд Никита и Тома уловила колебание.

– Кого? – прошипела Тома. – Ту или эту?

– Катю. Проклятая не выйдет отсюда, пока Катя не очухается. Надо срочно привести её в чувство, срочно, – он как-то нехорошо побледнел и Тома занервничала.

– Ну так целуй её, что ли! – выпалила первое, что взбрело в голову, как будто ему нужно разрешение.

Он недоверчиво всмотрелся в Томину яростную физиономию, а потом рывком прижал к себе упирающуюся Катьку и приник к стиснутым губам. Сперва та сопротивлялась, а потом разом обмякла и охотно прилепилась к напряжённому телу.

Тома собиралась отвернуться и не таращиться на эту нелепую ласку, но со странной настойчивостью и самоуничижением продолжала мучиться и глазеть. Катькины мышцы расслабились и в комнате стало светлее, а Тома хладнокровно отметила, что за окнами чердака нет ничего, ни солнца, ни фонарей, одна лишь тусклая серость без краёв, а внутри и лампочек-то нет. Висящие гирляндами мыши отбрасывали непонятные тени, но подходить к серому окну и проверять, существует ли вокруг ещё что-нибудь там, снаружи, Тома совершенно не жаждала, подсознательно зная ответ.

Источником света служила сияющая Катька, прямо в эту минуту превращающая мрачный чердак в нечто тёплое и уютное.