Покраснев, опускаю взгляд на покрытую скатертью столешницу, чтобы Лада не догадалась о чем я думаю. Я в тот раз честно старалась не смотреть на полуголого шефа. Сразу отвела взгляд, но все равно успела увидеть какой он... потрясающий.

Мысленно ругаю себя за нескромность. Наверное, это потому, что кроме Мишкиного отца у меня никого не было. Получается, пять лет уже.

Мне и не надо. Уж я то знаю, что от мужчин можно ждать только боль и предательство. Одной мне хорошо, тем более, у меня есть мой сын, главный мужчина в моей жизни. И никакие широкие плечи мне не интересны!

- Так может он сгоряча брякнул про увольнение, а, Катюнь? Ты его горяченьким кофе, он тебя горяченькими словами про увольнение? И вы в расчете..., - Лада задумчиво морщит нос.

Я дергаю плечом:

- А может и не сгоряча, а собирается из моего пособия при увольнении вычесть стоимость рубашки.

Лада замолкает. Смотрит на меня, еще сильнее морщит нос и лоб – думает. Потом уверенно произносит:

- Так, подруга, без паники! Думаю, завтра тебе нужно спокойно идти на свое рабочее место и делать вид, что все в порядке. Авось твой босс поспит ночку и забудет, что уволил тебя.

- Думаешь?

- Уверена! Рубашку шефскую давай мне. Я знаю одно волшебное место, там девочки отчистят все, что угодно. Даже совесть зажравшегося олигарха! В обед заберу ее обратно и принесу тебе на работу. Проживет твой Родион Юрьевич без нее полдня. Уверена, у него этих рубашек, как спичек в коробке.

Я бегу в прихожую за сумкой. Достаю пакет с испорченной рубашкой и отдаю Ладе. Какой уже раз благодарю судьбу, за то, что подарила мне такую замечательную подругу!

- У-у, а рубашечка-то не простая, — присвистывает Лада, развернув пакет. – «Стефано Риччи». Плюс-минус сто тысяч.

- Сколько?! – ахаю я и хватаюсь за голову. – Сто тысяч рублей?!

- Ага! Сто тысяч деревянненьких. Мы с Ланкой недавно в ЦУМ забурились и прошлись там по отделам мужской одежды. Она своему новому молчелу подарок на день Святого Валентина искала.

- И как, нашли подарок?

- Да куда там! Купить мы, конечно, ничего не купили, но на ценники налюбовались. Еще на продавщиц, глядящих на нас, словно мы два жука-навозника забравшихся в их личный храм роскоши и красоты.

Подруга возмущенно фыркает.

- Можно подумать, они там все небожительницы какие-то, а мы так, шушера. Хотя все эти девочки такие же наемные работники, получающие три копейки зарплаты. Но гонору и снобизма – мама не горюй!

Я в ужасе смотрю, как Лада складывает рубашку обратно в пакет – а что, если пятно не отойдет?! Если с меня удержат ее стоимость, то я не только без копейки останусь, но еще и должна буду.

Что же за день сегодня такой?! У всех праздник, а у меня одни проблемы!

- Лад, что мне с мамой делать, а? – после паузы возвращаюсь к самой главной из них.

Подруга подпирает рукой щеку и досадливо вздыхает:

- Надо искать того, кто сможет тебя защитить, Катюнь. Есть у тебя влиятельные знакомые?

- Все мои влиятельные знакомые – это мамины коллеги, — произношу тоскливо. Сердце просто останавливается, стоит подумать, что у меня могут забрать сына. Отдать в какой-нибудь приют, или лечебницу. И я никогда, никогда его не увижу, потому что меня, как сказала Лада, завернут в ковер, чтобы не брыкалась, и выдадут замуж... И никто не позволит мне вернуть сына.

От ужаса, когда представляю эту картину, я мычу сквозь стиснутые зубы – нет, я на что угодно пойду, чтобы защитить своего ребенка!

- Катюнь, а сослуживцы твоего папы? – тихо спрашивает Лада. Она всегда так осторожно касается этой темы. Знает, что его смерть для меня была страшным ударом. – Они могут за тебя вступиться?