— Как скоро ему необходимо быть в клинике?

— Как можно скорее, — твердо говорит Эльвира Матвеевна. — Вы же понимаете, нельзя затягивать с лечением. Состояние может ухудшиться, и тогда…

— Понимаю. Я найду деньги. — Я должна!

— Уверены? — В голосе врача звучит сомнение.

— Чего бы мне этого не стоило! Когда они нужны?

— Предоплата в один миллион рублей через неделю, до того как я переведу Сашеньку в другую клинику. А остальное по мере проведения лечения в течение года.

— Хорошо, тогда оформляйте документы.

На негнущихся ногах выхожу из кабинета и направляюсь в детское отделение. Ничего не соображаю, двигаюсь на автомате, а в голове набатом звучат слова: «Четыре с половиной миллиона, четыре с половиной миллиона, четыре с поло…»

Сашка играет с мальчиком в машинки. Нельзя пугать его, дать понять, что что-то не в порядке. Он у меня чувствительный. Присаживаюсь в уголке, делаю дыхательную гимнастику, натягиваю на лицо улыбку. Вот так, уже лучше.

— Малиска! — улыбается во весь рот братик, когда наконец замечает меня, примостившуюся на детский стульчик позади играющих.

Обнимаю его и вдыхаю запах. Такой сладкий и такой успокаивающий. Проглатываю слезы и заставляю себя спросить:

— Ну как ты тут?

— Атлисна. Иглаю. А это Эдик, — знакомит меня Сашка со своим новым другом. — Он тоже болел, но доктор говолит, что его завтла выпишут. — Видно, что братику обидно, что друг скоро уедет, а ему надо будет остаться.

— А у меня есть для тебя секретик, — маню его пальчиком ближе к себе.

— Какой?

Он доверчиво залезает мне на колени и утыкается в щеку. Замечаю, что ему снова нехорошо. В последнее время это происходит все чаще и чаще. Эдик не ждет друга и переключается на игру с другими детьми, оставив Сашкину машинку валяться в одиночестве.

— Эльвира Матвеевна сказала, что и мы скоро сможем вернуться домой.

О том, что к этому моменту самого дома может и не быть, я, разумеется, не говорю. Главное, было бы с кем, а куда вернуться я найду! Смотрю в Сашкины карие глаза, как в свои собственные, и понимаю, что не могу его подвести. Особенно после того, как вижу, что он радуется, квело, но все же.

— Я спать хочу, — сообщает он мне.

— Поспи на моих руках. Хорошо?

Сашка кивает и закрывает глаза, а я тихо напеваю колыбельную про серого волчка. Только в моей колыбельной он не кусает за бочок, а целует маленького мальчика и охраняет его сон.

— Давайте я его в кроватку отнесу, — подходит нянечка, когда замечает, что Сашка крепко спит.

— Нет, — сопротивляюсь. Знаю, что. Проснувшись и не увидев меня, брат расплачется. Да что там, мне и самой плакать хочется навзрыд.

— Ему скоро на процедуры, — убедительно говорит нянечка, и приходится уступить. Да и обед мой скоро закончится.

С трудом доползаю до автобусной остановки, а там уже начинаю рыдать. Люди подходят, смотрят, но мне все равно. Плевать, что они обо мне думают, на все плевать, кроме Сашки. Пытаюсь успокоиться, набираю маме. Сейчас в Италии должно быть раннее утро, надеюсь, не разбужу.

— Алло? — По голосу понимаю, что все-таки разбудила, и мама недовольна.

— Мам, привет, это я.

— А, доча… Говори.

— Я насчет Сашки звоню, — не удается подавить всхлип. — Ему поставили диагноз.

— Ну наконец! — Недовольство в голосе не исчезает.— Ну и что там?

Я кое-как по слогам произношу название его заболевания. В трубке повисает пауза.

— Мам, это лечится, — стараюсь успокоить я мать. Или себя? Не знаю. — Только вот лечение, мам… — снова всхлипываю. — Оно нереально дорогое. Три укола и каждый стоит полтора миллиона рублей. Миллион нужен уже через неделю.