— Но без этих уколов Сашке не жить. 

В голове не укладывается, как она могла такое сказать. Да, я понимаю, что таких денег нет ни у кого, но она же уехала туда, чтобы иметь возможность зарабатывать и откладывать что-то? Кроме того, она уже давно не отправляла нам с Сашкой на жизнь. Я сама обеспечивала брата всем необходимым и никогда не просила ее помочь. Но сейчас…

— Мам, сколько ты сможешь собрать? 

— Боже, да за что мне такое наказание? Неужели нет каких-нибудь государственных программ? Обратись в фонды, в конце концов. 

— Мы по государственной программе получаем поддерживающую терапию, и нам ее не хватает. Фонды — это слишком долго! Может, ты сможешь дать хотя бы миллион рублей? На предоплату. Срок — следующая неделя.

— Я же сказала нет!

— А сколько есть? — кричу в трубку, чего никогда не случалось, и тут же от бессилия тихо шепчу: — Это же твой единственный сын!

— Не смей так со мной разговаривать! — одергивает мама. — Я всю жизнь посвятила тебе, в университет не поступила, кое-как закончила вечернюю школу, потому что тебя бегала кормить по часам! И надеялась, что Саша будет в хороших руках! Ты довела брата до болезни! И должна решить этот вопрос самостоятельно! Я всю жизнь тебе отдала, теперь пришла твоя очередь мне помогать. Понятно? Я позвоню тебе через неделю. Ариведерчи! 

Короткие гудки. И это все? Осторожно откладываю в сторону телефон, хватаю слоника, прижимаю ко рту и кричу в него что есть сил. 

Помощи ждать не от кого, придется что-то решать самой. Чай так и остается стоять на столе, поскольку даже на него у меня нет сил. Бреду в детскую комнату, утыкаюсь носом в одеяло, пахнущее детским шампунем, и мгновенно засыпаю.

К середине недели у меня уже было сто тысяч долгов и ни одного варианта, где бы добыть еще денег. Я обзвонила всех друзей и знакомых. Писала сообщения, отчего многие из них меня тут же заблокировали. Сложности дают понять, кто твой настоящий друг. 

Отпрашиваюсь с работы пораньше, чтобы снова навестить Сашку. В руках пакет с яблоками, которые Сашка обожает. А я мыслями даже не с ним. Чертовы деньги! Почему всегда все упирается в них? «Четыре с половиной миллиона” — звучит в голове. Слезы застилают глаза, и я почти ничего не вижу, когда иду по улице. Натыкаюсь на кого-то и слышу: «Осторожнее!»

Пакет падает, яблоки рассыпаются, и я приседаю, чтобы их собрать. Позади слышу голоса, но не оборачиваюсь до тех пор, пока до слуха не долетает: «Тебе не кажется, что три миллиона — это слишком много?» 

Смотрю на пару, выходящую из двери напротив. Поднимаю глаза — «Клиника “Амур”» на вывеске. И реклама, яркая, привлекающая внимание даже сквозь слезы. Беременные женщины, счастливые мамы с младенцами… Клиника репродуктивных технологий! Перед глазами проплывают воспоминания: объявления в газетах о донорстве биологического материала и суммы, которые за это платят.

Слезы тут же высыхают. Я поспешно собираю яблоки, неловко запихивая их в пакет, собираюсь с духом и толкаю тяжелую стеклянную — а кажется, что чугунную — дверь.

В холле прохладно, и я слегка ежусь. Светло, просторно, современно, а еще дорого. В огромных вазах стоят замысловатые композиции из белых орхидей. На стенах картины с отпечатками ручек и ножек младенцев. Ненавязчиво играет классическая музыка и я слышу даже звук водопада.

 Ко мне спешит девушка с сияющей на лице улыбкой.

— Добрый день, рады видеть вас в нашей клинике. Какую консультацию хотите получить? Я вам все расскажу и покажу, пойдемте.

Она провожает меня в большое помещение с мягкими диванчиками и стеклянным журнальным столиком, приглашает сесть и я сажусь, почему-то крепко прижимая к себе пакет с яблоками. Волнительно и страшно.