— Если уж тебе интересно… Присмотрись к лицу модели. Да по ней видно, что она заколебалась сниматься, мечтает снять платье и пожрать. А фотограф был настолько ленив, что не удосужился выбрать фото, где невеста если не светится от счастья, то хотя бы нейтральна. За что ему деньги вообще платят?

Администратор почему-то опускает глазки в пол и начинает мять лацкан своего пиджака. Чего это она засмущалась?

— Хорошо сказано. Что ещё? — напирает Кондратьев, делая шаг в нашу сторону.

На планшет он, кстати, даже не смотрит.

— Ещё? — из чувства вредности листаю снимки дальше, только бы найти что-то совсем вопиющее. — Ну, вот постановочная сессия в ресторане. Посмотри, как падает свет. Всё затемнено, зато яркое пятно на бокале с шампанским. А чего не на салфетке? Нам же не композиция в целом важна, а конкретный бокал.

— Любопытно, — усмехается Кондратьев совсем уж недобро. — Какой убогий здесь работает фотограф, аж трясет.

— Дмитрий Сергеевич, да вы не подумайте, вы полностью нас устраиваете, — мурлычет администратор, вскочив с места и сложив ладошки в молящем жесте. — Это всего лишь недоразумение. Мы найдем решение, которое устроит все стороны.

И тут до меня доходит!

— Так это твои фотки? — Я изгибаю дугами брови, а Кондратьев радостно кивает. — Да ладно? Не может быть! Ну, прости.

  Если честно, я удивлена. Как же так? Сколько его помню, Дима всегда снимал с душой, полностью отдаваясь процессу. Но сейчас передо мной работы уставшего от всего человека, который фотографирует ради денег, и только.

— За что тебе просить прощения? Ты ведь была честна. Как же я сам не видел, что работаю абы как, — он бьет себя по лбу ладонью. — Всё, пора уходить из мира фотографии. Я так никчемен.

— Перестань. Я немного погорячилась.

  — Да ладно, не оправдывайся, — произносит он трагично. — Я тебе покажу как-нибудь всю эстетику фотосессии. Сделаю всё по высшему разряду. Надеюсь, у меня получится…

Я закатываю глаза и говорю честно, наплевав на любые приличия:

  — Признайся, тебе просто не нравится твоя работа. Ты шикарный фотограф, но это откровенная халтура. Сам должен понимать.

  — Нет, но спасибо, что открыла мне глаза. Всё, ухожу. Буду снимать пейзажи.

  — Дмитрий! — восклицает администратор, которая так и не уловила ехидства в тоне. — Не надо!

— Кондратьев, послушай, — я вскакиваю с места и скрещиваю руки на груди. — Хватит издеваться. Никто не заставлял тебя заниматься свадебной съемкой. Зачем, если она тебе безразлична? Я убеждена, что своё дело нужно любить. Если тебя раздражают и модели, и невесты, и застолья, то на кой ляд продолжаешь снимать? Обижайся, сколько влезет, но всегда можно уйти.

— Всегда можно уйти, — хмыкает он так мрачно, что по моим венам растекается холод. — Действительно. Мудрый совет, Васнецова. А главное — какой уместный. Например, ты всегда могла уйти от своего Вовочки. Это же так легко!

А вот это уже запрещенный удар…

— Что ты сказал?.. — произношу так тихо, что он скорее читает по губам, чем слышит мой вопрос.

— Тебе повторить? — с усмешкой. — Ты замуж чуть не выскочила из чувства долга. Плывешь по течению, блеешь как невинная овца.

— Действительно, лучше же поступать как ты: поиметь всех баб в городе, сводить каждую в ресторан и затащить в какой-нибудь темный угол. Вот он, знак мастерства. Я тебе не дамся, если что. Даже не мечтай.

— Да сдалась ты мне, полоумная. Меньше всего хочется тебя окучивать. Ты ж превратилась в скучную примерную девочку. Никакого огня. Фи, у меня на такое даже сердечко не ёкнет.

  Никогда бы не подумала, что меня способны