А уже в следующее мгновение Василий Иванович трясёт меня, как грушу и причитает:

– Мария! Маша! Бестолочь ты такая, ты что творишь?

От обиды захотелось плакать. Что я творю? Я? Я же вообще ничего сделать не успела!

– Видишь меня? – директор щёлкнул пальцами перед моим носом, а мне этот звук показался настолько оглушительным, что я ойкнула и прижала руки к ушам.

– Твою же мать, – прошептал дядя Вася. – Что ж теперь делать?

Вместо ответа я громко чихнула и немедленно застонала от боли: если от щелчка у меня заболели барабанные перепонки, то от чиха едва не взорвалась голова.

– Зеркальный эффект, – выдохнул директор, глядя на мои страдания, и добавил как-то уж совсем неадекватно:

– Чтоб я сдох.

Я не вполне понимала, что он бормочет... Хотя кому я вру!! Я  не понимала вообще ничего. Кроме того, что у меня болит голова, мне страшно, холодно и...

– Дядя Вася,  а почему я мокрая-то? – спросила простуженным голосом и покосилась на лежавшего на полу Диметриуша. От мужчины поднимался пар, и вообще, выглядел он как человек, случайно уцелевший после ядерной войны. Лысый, подкопчённый и тоже совершенно мокрый. А ещё в кабинете почему-то пахло жасмином и грозой. Я громко принюхалась, а Василий Иванович, словно извиняясь, развёл руками:

– Уж извини, вас двое, а я один. Что ты хотела, чтобы я сделал? Позвал кого-нибудь на помощь? Не смотри так, пришлось использовать то, что под руку подвернулось, – глянул хмуро, перевёл взгляд на Димона, кивнул каким-то своим мыслям и произнёс:

– Значит так. Мы никому ничего не скажем. Ничего не было...

Я открыла было рот, чтобы сообщить, что всё это, конечно, хорошо. Ну, то, что мы никому ничего не скажем. Однако можно на этот счёт просветить, хотя бы меня? Как непосредственного участника событий или просто в качестве исключения? Но дядя Вася тряхнул лохматой головой и застонал так громко, что я испугалась, как бы Зоечка в приёмной не подумала о нас чего неприличного:

– Чёрт, а если он догадается? – кивок на Димона и взгляд такой, словно добрейший Чапай планирует безжалостное убийство. – Будем надеяться, что твой парень, – вот это вот «твой парень» дядя Вася произнёс таким голосом, что у меня от стыда уши загорелись, – не очень хорошо пользуется головой и имеет привычку верить пожилым людям на слово… С другой стороны, с чего бы ему не верить? А?

Василий Иванович пробежался от стола до двери и обратно, метнулся ко мне и вдруг двумя руками обнял моё лицо.

– Машенька, – очень ласково проговорил он. – Машутка, ты мне веришь?

Я кивнула.

– Это хорошо. Это правильно. Верь мне, моя девочка. И главное, запоминай, что я тебе скажу. Сейчас ты выйдешь отсюда и спрячешься где-нибудь, где тебя никто-никто искать не станет. Дня на три, лучше на неделю. Поняла?

– Поняла, – торопливо кивнула я. – Дядя Вася, а что случилось-то?

– Случилось то, чего не может быть, потому что быть не может, – ответил директор, а я с удивлением смотрела на своё отражение в его глазах, пытаясь вспомнить из школьного курса анатомии, как на демонов влияют местные наркотики:

– У тебя только что случился выброс силы. Понимаешь, что это значит?

Я отрицательно покачала головой. Какой выброс силы? У ведьм такого не бывает. Нет у нас никакого накопительного резерва, неоткуда выбрасывать. Мы берем только то, что нам даёт природа и только тогда, когда это на самом деле нужно. Впрочем, о том, что я ведьма, Чапай не знал. Да и как бы он узнал, если на мне ни одной печати нет, потому что Буся решила меня даже Ковену не показывать.

– От греха подальше, – подмигнула она мне, собираясь на консилиум в честь моего тринадцатилетия. – Пусть лучше злорадно посочувствуют, что очередная моя наследница не приняла родовой дар.