И что? Расплачиваться за это разбитым сердцем? Я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы. Вот же я дура! Годы идут – ничего не меняется.
– Машунь, – словно почувствовав мое настроение, подруга сменила тактику, – ну я не знаю, что с тобой делать...
– Не надо со мной ничего делать, Медвежонок, – проговорила я, истово надеясь, что Ленка не расслышит скрытых слёз и добавляя мысленно: «Всё, что могла, я уже сделала сама».
– Отставить сопли и панику! – рявкнула Ленка – надо сказать, она всегда слишком остро реагировала на мои приступы самокопания. – Учить тебя и учить! Объяснять и объяснять! Я сколько раз говорила? Просила сколько? Нет, определённо, ты нуждаешься в хорошей встряске! Вечером в рэсторацию идём, там всё и обсудим.
– А может, не надо рэсторацию, может, у меня посидим, – неуверенно проблеяла я, с тоскою глядя на пылившиеся в углу босоножки на высоком каблуке.
– Доктор сказал в морг, значит, в морг! – отрезала подруга и бросила трубку, не забыв ровно минуту спустя прислать СМС: «Чтоб в моих босоножках пришла!!!»
Ленка – это Ленка…
Я повалялась ещё с полчасика, разглядывая потолок и стены собственной спальни. Пострадала над проблемой что надеть, пожалела свои испорченные выходные и, наконец, побрела в ванную, пробормотав:
– В конце концов, всё могло быть гораздо хуже. Радоваться надо, что она проклятому демону не позвонила от моего имени, назначая свидание...
Радоваться было рано. Это я поняла, ещё когда только подходила к заведению с диким названием «Джокер». Это было что-то среднее между танцевальным клубом, рестораном и концертным залом. По большому счету, оно было и тем, и другим, и третьим, по очереди или одномоментно. И до сегодняшнего дня я здесь была четырежды. В сопровождении Ленки Медведской, само собой. По собственной инициативе я бы не сунулась в «Джокера» ни за что в жизни.
Сегодня на крыльце единственного ночного клуба Парыжа клубился народ. Мужики нервно курили и зло переговаривались о чём-то вполголоса, дамы – все при полном параде – буквально прилипли носами к окнам рэсторации. И тоже дымили, как паровозы. «Что за чудеса?» – подумала я и вздрогнула от нехорошего предчувствия, выцепив краем уха обрывок чьей-то фразы:
– Пассивное курение его, видите ли, убивает... Демонюка пижонистая!
Что-то в этих словах было не так. Царапнуло меня что-то как-то нехорошо... Я подозрительно посмотрела на возмущавшегося мужика, но тот больше ничего не сказал, а его товарищи лишь дружно затянулись в ответ на его фразу.
Не порадовал меня и чрезмерно мечтательный вид невозмутимой Надежды Филипповны, которая последние тридцать лет работала в «Джокере» администратором. Женщина сидела за столиком и мечтательно теребила гигантскую пуговицу на своём парчовом пиджаке.
– Здравствуйте, – я неуверенно шагнула на красную ковровую дорожку. – А что это у вас столько народу на крыльце?
– Покурить вышли, – ответила администратор и улыбнулась мне позолоченным ртом так широко, что я едва не ослепла. Надежда Филипповна была женщиной серьёзного нрава и, по слухам, улыбалась только собственному внуку, которому в прошлом месяце исполнилось два года. Так что ничего удивительного в том, что я, почти шокированная неожиданно тёплым приёмом, забыла спросить, с каких это пор парыжские курильщики ходят курить на улицу. Неужели до нашего захолустья, наконец-то, добрался закон о запрете курения в общественном месте?
Пятнадцать шагов, которые отделяли меня от двери в единственный зал «Джокера», я размышляла над тем, что потребовать с Ленки за подставу. Потому что и разговор на крыльце, и затуманенный взгляд Надежды Филипповны, и моё нехорошее предчувствие – всё говорило за то, что Медведская… Нет, не пригласила господина И на свидание, представившись мной. Не в том она уже возрасте, чтобы действовать так мелко – хочется верить, что не в том, – а вот наплести ему с три короба, это – да! Этот фокус Ленка проворачивала уже не однажды.