О «Моей нервной» Саша узнала именно от Вадима – еще в девятом классе, в другой жизни, тысячу лет назад. В тот самый теплый и веселый апрельский вечер, когда в ответ на ее внезапную, полушутливую, почти случайную фразу, брошенную после уроков, Вадим кивнул и сказал что-то в духе: «Да, я тоже был бы не против с тобой встречаться».

Полноценные выступления «Моей нервной» – не квартирники, а настоящие концерты в клубах – порой затягивались на два-три часа, судя по записям, так что было логичным пообедать в универской столовой. По такому случаю – а еще в честь прохождения в «Эклектику» – Саша, кроме дежурного риса с кукурузой, позволила себе клюквенный морс и творожную запеканку. Обед был превосходным; свет за окном, закатный, золотой и мягкий, смывал страхи. Все кругом казалось позолоченным и спокойным; даже холл главного корпуса, где обычно царила невероятная суета, этим вечером выглядел тише и степенней обычного. Огромное панно из газет и журналов, старые сухие пальмы, фикусы и драцены в гигантских горшках – все это было розово-золотым, вплывающим в душу. Может быть, после сжимавшего, давившего страха это было неизбежно – пауза; умиротворение; покой.

Ложные ощущения.

Саша выскочила на крыльцо, подальше от этих мыслей, и даже не стала застегивать куртку. Хотелось впитать вечерний ветер – ледяной, но все равно несущий весну. Глубоко вдохнув, она сбежала по ступеням и увидела, что Аринина машинка уже ждет на парковке. Саша влезла на переднее сиденье, и Арина, не здороваясь, тронулась с места.

– Ну ты и копуша! Времени видела сколько? Я почти двадцать минут тебя жду.

– Ой… прости, – весело отозвалась Саша, даже не глядя на часы.

– Приедем ровно к началу, – предупредила Арина. – И ехать будем быстро. Так что не пищи и давай пристегнись.

Саша послушно пристегнулась.

– Слушай, а почему ты решила пойти?

– Считай, в рамках поддержки тебя, – ответила Арина, шаря в бардачке. – Помоги-ка… Там где-то конфеты.

Саша вытащила из пыльного, с крошками и бумажками бардачка горсть ирисок.

– Ты в «Шоколаднице» какая-то совсем кислая была. А сегодня еще группу свою снесла. Я подумала, тебя очередная волна зависти и депресняка накрыла, – добавила Арина. – Разверни мне.

Саша развернула фантик. Что ж. Ладно, пускай Арина считает, что это действительно волна депресняка. Ох, вот бы так и было. Но увы.

Увы.

Увы.

Внутри вновь начала подниматься тьма – несмотря на дорогу, скорость и концерт впереди. Клубиться, путаться, оплетать пузырьки счастья.

Отвратительный мерзкий страх.

Я зажму тебе рот. Ладонью. Это добавляет эстетики.

Сашу передернуло, и она сунула Арине конфету.

– Ты чего?

– Тошнит, – буркнула Саша, сосредоточенно вглядываясь в дорогу.

Кажется, это было очень глупым решением – ехать на концерт. Кажется, это вообще очень, очень глупо – быть такой беспечной.

А потом я отрежу твою левую косу и сделаю из нее кляп.

В «Птичке за поворотом» было прохладно, сумрачно и уютно. Саша бывала в этом клубе и раньше, как-то раз даже заглядывали сюда с Колей: выпили чаю, поговорили о теории вероятности и ушли. Коля проводил ее до общаги, дежурно кивнул. Исчез в сумерках – домой он возвращался не позже десяти, железно. Это было еще в ту пору, когда они не целовались на заднем крыльце общаги. Впрочем, «целовались» – громко сказано; возможно, поцелуями это можно было назвать только в воображении. В Колином воображении.