— Как же ты очутилась на лесной дороге? 

— Да вот впервые за полтора года выбралась в соседний город к подруге, а на обратной дороге сюда попала, — судьба, наверное.

— Наверное, — эхом повторил Павел и снова замолчал.

Сумерки незаметно сгущались, и на темном небосводе едва заметно зажглись первые звезды.

— Знаешь, — произнес он, задумчиво растягивая слова, — мне кажется, завтра снова будет хорошая погода. И мы вполне можем прогуляться в лес. За грибами.

— Спасибо, — прошептала чуть слышно. Голос сорвался, затих, а в груди защемило.

Проклятье! Это самый чуткий мужик из всех, что попадались мне по жизни.

Похоже, я влюбилась.

***

— Подъем! — меня кто-то тряс за плечо.

Я промычала, попыталась отвернуться и закутаться в уже привычно вонючий старый плед.

— Юля, встаем!

— Неет, — простонала, и попыталась засунуть голову под подушку. Запуталась в наволочке и бросила эту идею.

— Подъем! — повторил мой мучитель.

Я покачала головой и опять попробовала залезть под плед. Не дали. Стянули его в сторону. Вдобавок раздалось счастливое пыхтение и меня смачно лизнули прямо в ухо. Дважды. Потом туда же, в это несчастное ухо уткнулся холодный влажный нос.

— Да что б тебя! — проворчала, отпихивая от себя псину, — вы дадите мне поспать?

Хмуро смотрела на хозяина лачуги и на его пса, которые дружно смотрели на меня сверху вниз, и на их физиономиях пылал оптимизм.

— Кто-то вчера ныл, что хочет за грибами, — как бы между прочим произнес Павел.

— За грибами?

Он выразительно вскинул темные брови:

— Да. С корзинкой и со всеми делами. Или шутка была? Просто нытье для выпендрежа?

— Что? Нет, конечно, — в голове потихоньку прояснялось. — я хочу за грибами.

— Тогда вставай и пойдем, пока не жарко.

— Хо…хорошо, — растерянно кивнула и села, потирая лицо. Бродский воспринял мой подъем как команду к действию. Снова ринулся вперед, яростно размахивая хвостом, и норовя облизать меня с ног до головы. Еле его отпихнула.

Когда я вышла, то обнаружила готовый завтрак — тарелку с кашей, чай. Возле выхода гордо возвышались две корзины, одна такая здоровая, что в нее половина волкодава влезет, вторая поменьше. На столике у окна стояла кастрюля полная молока.

— Ты уже отдоил козу?

— Да. Пришлось встать немного пораньше.

— Как же твоя рука? — быстрый взглянула в сторону дровосека, — зачем ты снял повязку?

— Все прошло.

— Уверен? — мне вовсе не хотелось, чтобы из-за моей прихоти он снял бинты раньше времени и потом мучился от боли.

— Не переживай.

Ладно. Сказано не переживать, значит не буду. Дядька взрослый, суровый, сам знает как лучше.

Пока я завтракала, Павел копался у себя в комнате, шуршал, гремел дверцами шкафа, что-то насвистывал себе под нос, а потом появился на пороге с ворохом одежды.

— Примеряй.

— Это мне? — удивленно покосилась на вытянутые треники и клетчатый рукав, свисающий из кучи.

— А ты собралась идти прямо так? В этой футболке? Вот радости у комаров будет! Со всего леса слетятся. Еще и клещей за собой позовут.

— Ты прав, — забрала у него вещи, — дай мне пять минут.

Конечно, мне все было велико. Треники пришлось закатать в три раза и заправить в серые весь неприглядные носки. Рукава у рубашки тоже закрутила, так чтобы руки на волю выглядывала, волосы замотала в тугую шишку, и поверх повязала косынку.

— Ну как? — с улыбкой поинтересовалась у Паши, и чтобы бы он в полной мере мог рассмотреть красоту неземную, покрутилась на месте, разведя руки в стороны, — королева?

— Богиня! — хохотнул он, разглядывая мой видок, достойный матерой бомжихи.

— Я старалась.

— Тебе, кстати, повезло. Я нашел в кладовке старые резиновые сапоги, маленького размера. Не знаю, откуда они тут вообще взялись, но тебе должны подойти.