— Давай сюда, — мне уже было ничего не страшно. Сапоги, значит сапоги. Все лучше, чем в тапках по лесу бегать, — все. Я готова.

Дровосек набрал в пластиковую бутылку воды, прихватил два складных ножика, пакет с печеньем и бросил их в большую корзину.

— Ну пошли, грибница, — окинул меня насмешливым взглядом, переступил за порог и размашистым шагом пошел в сторону кромки леса, а я посеменила следом. Такая радостная и веселая, что самой странно стало. 

Утро. Лес. Туман над травой. Большой бородатый мужик и две корзинки.

Как мало, оказывается, надо для счастья.

***

Это не дровосек! Это лось какой-то! Лосище! Бежит вперед своими семимильными шагами, и я следом за ним, едва поспеваю, практически теряя сапоги на ходу. Вся в мыле, взлохмаченная, только от веток успеваю уворачиваться, которые после него в лицо норовят хлеснуть. А самое обидное, у меня в корзине три кривых подберезовика, а у него — уже до середины пузатых боровичков.

— Ты там как? — осведомился он, не оборачиваясь, продолжая свой забег.

У Павла даже дыхание не сбилось. Для него это просто увеселительная прогулка по хорошо знакомому лесу. Идет, глазами по сторонам шныряет, то и дело останавливаясь, чтобы срезать грибы, которые я даже не заметила. Еще и мне успевал отдавать распоряжения: посмотри под кустом, смотри не наступи, что ж ты мимо проходишь. Так бы и треснула по голове корзинкой, но нельзя. Сама на грибы напросилась, так что смысл стонать и жаловаться?

— Нор…мально, — споткнулась о подло притаившуюся в траве кочку, и едва не пропахала носом глубокую борозду.

И тут же улыбнулась, когда он подозрительно обернулся, услышав шум.

— Точно нормально?

— Точно, — мне очень не хотелось показаться избалованной городской профурсеткой, которая начинает ныть и стонать при первых же трудностях, поэтому улыбнулась еще шире, чувствуя, что еще немного и щеки от усердия треснут, — просто супер!

Сдула со носа паутину, хлопнула по ляжке, в тщетной попытке убить надоедливого комара и снова улыбнулась. Наверное, видок у меня был весьма придурковатый, потому что он все так же пристально на меня смотрел, словно видел насквозь и мысли читал. Пришлось уступить, поддаться животному магнетизму бородатого гиганта и покорно признаться:

— Все действительно нормально, но если бы ты бежал чуть медленнее, то я была бы тебе премного благодарна.

— Вроде не бегу.

— Бежишь, — для пущей убедительности кивнула, — я бы даже сказала, летишь как стрела.

— Ладно, — проворчал он, — попробую идти помедленнее.

— Вы так великодушны, сударь.

Сударь усмехнулся, почесал густо заросший подбородок, потом пятерней взлохматил и без того лохматые волосы и милостиво ответил:

— Все для вас, сударыня.

На этом и порешили. Он так же шел впереди, пытаясь сдержать свои порывы арабского скакуна, а я следом, только теперь у меня появилось время ползать под елками, копаться в траве, разгребать блинной полкой, подозрительные кучки листьев, под которыми вполне могли прятаться белые.

Белые прятались. Подосиновики тоже. Только старые, побитые жизнью червивые подберёзовики обреченно ждали моего приближения. Я жадно поглядывала на корзинку дровосека. Как ему удается? Он их приманивает как-то? Знает волшебные слова? Хоть бы научил что ли, а то меня зависть загрызет.

За то время, что мы бродили по лесу, небосвод потерял рассветные краски, а солнце успело подняться над вершинами деревьев. Сколько времени мой провожатый еще планировал бродить по лесу, я не знала, но очень надеялась, что нам удастся вернуться домой до наступления жары.