— Пётр приходил, — было первое, что услышал Игнат, когда вошёл в дом.

Фёдор стоял посредине гостиной, пахнущей натуральным деревом, смолой, и буравил взглядом брата.

— Чего сказал? — дежурно поинтересовался Игнат.

— Ничего хорошего, — подтвердил мысли Игната Фёдор. — Что ты Любе сделал, что она в одно утро собралась?

— Ничего, — огрызнулся Игнат.

— Если бы «ничего», не сбежала бы, — резонно отметил Фёдор.

— Говорю же, ни-че-го. Её муж «наказывал», а я крайним остался, — раздраженно бросил Игнат.

— Федя, отстань от человека, видишь, и без твоих слов тошно ему. — Полина подошла неслышно к Фёдору, протянула руку к Игнату, погладила, как ребёнка, по плечу. — Ничего, Игнат, познакомишься ещё с кем-нибудь, — она улыбнулась, — вон, какой завидный жених.

— Спасибо, — усмехнулся Игнат. — Думаю, хватит с меня цирка, не по мне канитель с договорённостями. Есть у меня с кем ЗАГС сходить, — улыбнулся он, вспоминая Ритку.

Она-то точно заполучить преимущества жены полковника ФСБ не откажется, холодным потом не покроется, не затрясётся, лишь краше станет.

— Разведёшься, — осуждающе качнул головой Фёдор. — Помяни моё слово.

Ритка не была тайной для Калугиных, Игнат не скрывал своих отношений с врачом из медсанчасти. Все знали, чья она женщина, с кем встречается — это было давно, на заре карьеры Игната. Теперь Ритка исчезла с радаров семьи любовника, трудилась в частной клинике, никак не пересекаясь с Калугиными. Игнат помалкивал, с кем время от времени проводил отпуск, не рассказывал, на кого тратил круглые суммы. Ни в одобрении, ни в осуждении со стороны родни не нуждался, тем не менее, присутствие в его жизни Ритки тайной ни для кого не было.

— Разведёшься? — все трое услышала от дверей звонкий голосок Даши. — Что такое разведёшься?

— Ты разве не знаешь, что нельзя подслушивать, когда взрослые разговаривают? — мягко ответила Полина. — И… — хотела что-то добавить, но Даша перебила, не дав договорить, повторила вопрос.

— Перебивать тоже нельзя, — нахмурился Фёдор. — Дарья, подойди сюда. — Даша, понурив голову, двинулась к папе. — Ты забыла, как нужно себя вести?

— Не-е-ет, — покачала головкой малышка.

— Отправляйся в свою комнату, посиди и подумай над своим поведением. Играть не разрешаю.

— Папа, — заканючила кроха.

— Иди, — улыбнулся Фёдор. — Мы обязательно помолимся о твоём хорошем поведении, — добавил он, и Даша заметно приободрилась.

К обеду собрались за общим столом. Отъезд Любы не обсуждали, не при детях разговаривать на «взрослые» темы. Игнат не видел ничего плохого в том, чтобы удовлетворить любопытство Даши, объяснить в меру её понимания. Поговорить с Машей, рассказав, что в жизни всё намного сложнее, чем в их тесном, закрытом мирке, может быть, честные беседы уберегут от зла надёжнее, чем сокрытие этого зла. Но это не его дети, не его мир, и зло тоже не его…

В просторной прихожей, называемой здесь сенями, громыхнула дверь. Фёдор поднял взгляд от тарелки, вопросительно посмотрел на Полину, та ответила точно таким же взглядом. Лёша встал, отправился ко входной двери, где и застыл, подняв руки, потом сделал несколько шагов вглубь помещения, пятясь назад.

В грудь Алексея упирался длинный ствол охотничьей двустволки, простой и надёжной, ижевского завода, проверенного временем и не одним поколением охотников. Держала дробовик девушка. Уверенно держала, правильно. Не так, как привыкли Игнат и Фёдор после многолетней военной муштры: локоть прижат к рёбрам, плечо поднято к уху, — а так, как учат коренные охотники. Рука согнута в запястье, кисть и пальцы, кроме вытянутого вперёд указательного, составляют угол в вертикальной плоскости, равный примерно семнадцати градусам, и двенадцати в горизонтальной. Положение, которое обеспечивает максимальную свободу движения в любом направлении.