Но не такая собеседница нужна была сейчас Розмари. Женщин, живущих с мужьями в мире и согласии, она откровенно презирала, считая их жалкими обывательницами. А Бетти вдобавок ко всему еще подарила мужу двоих чудесных детей. Поэтому, когда та подсела к ней и заговорила о целебных свойствах воздуха, Розмари досадливо поморщилась:

– В Портло я просто задыхаюсь.

– О, я вас прекрасно понимаю, – кивнула Бетти. – Когда мы жили в городе, со мной происходило то же самое. В маленькой квартире буквально негде было повернуться, и я твердила Клайву, что в курятнике, наверное, воздуха больше.

– Но я говорю не о физическом пространстве, а о духовном, – с досадой произнесла Розмари. – Об атмосфере.

– Вот именно. Атмосфера для меня очень много значит. Я вообще чувствительна к красоте, и, что любопытно, оба моих ребенка такие же. Даже Питер, которому всего три с половиной года. Например, я вижу, что картина на стене покосилась, и чувствую, что обязательно должна ее поправить.

Розмари насмешливо улыбнулась:

– Что касается меня, то я даже не замечаю, как у нас висят картины.

– Да, да, я тоже ужасно рассеянна. Иногда чуть ли не засыпаю на ходу и не замечаю ничего вокруг. И еще удивляюсь, откуда это у моей Дженифер. Она тоже иногда грезит наяву. Понимаете, мои дети часто гостят у дедушки и бабушки у моря, валяются целыми днями на песке, забывают о еде. Когда мы Клайвом приезжаем и его родители нам об этом рассказывают, мы долго смеемся.

Розмари раздражал любой намек, что какие-то семьи могут жить счастливо.

– Странно, что вам нравится, как вы живете, – заметила она. – А вот моя душа просится на волю. Разве вам не действует на нервы это однообразие? Возможно, они у вас просто железные.

– Да что вы, я почти вся соткана из нервов! – воскликнула Бетти Пембл, не замечая издевки в тоне Розмари. – Просто не люблю говорить о себе. И мне неприятны люди, постоянно жалующиеся на свои болезни. А у меня нервы давно не в порядке. Отсюда и частые головные боли, от которых хочется кричать. И дети мои такие же. Очень чувствительные, их так легко обидеть. Но они, как и я, скрытные, все держат внутри.

Ее последние фразы сочла необходимым прокомментировать Агата Манселл.

– Чепуха, дитя мое! – бросила она. – Ты их просто избаловала.

Миссис Пембл слегка покраснела, но быстро нашлась:

– Ты не права, мама. Всем известно, что своих детей я воспитываю не хуже, чем другие.

Чтобы придать своим словам весомость, она, как обычно, обратилась за поддержкой к супругу, прервав его разговор с Джимом. Они обсуждали результаты последнего футбольного матча высшей лиги. Тем временем в дискуссию о воспитании детей включились Джо Манселл, почтенная миссис Кейн и Клемент. Впрочем, последнему сказать было нечего, поскольку супруга его детьми не наградила, а вот Эмили со свойственной ей категоричностью заметила, что в ее молодые годы над детьми так не тряслись. Когда ее поддержала миссис Манселл, бедной Бетти деваться стало некуда. Разве можно перечить этими двум реликтам викторианской эпохи?

Розмари в дискуссии не участвовала, погрузившись в задумчивость. Джим Кейн воспользовался возможностью завести беседу с мисс Эллисон, а Джозеф Манселл направился к креслу, в котором восседал Сайлас, и предложил кое-что обсудить.

– Разумеется, Джо, – кивнул Сайлас и начал медленно подниматься. – Думаю, в моем кабинете нам будет удобно.

Джозеф Манселл последовал за ним в конец дома, в строго обставленный кабинет с окнами, выходящими на обсаженную кустарником аллею. Сев в кресло, он заметил, что приехавшая погостить Бетти с семьей оживила жизнь в их доме.