– Вот пресмыкающееся! Мне так хотелось запихнуть этот магнитофон ему прямо в глотку или в какое-нибудь более подходящее место.

Услышав подобную угрозу, Кили не смогла удержаться от смеха. Она повернулась к нему лицом.

– Напомни мне, чтобы я никогда не выводила тебя из себя, – посмеиваясь, бросила она. Он тоже улыбнулся, и ямочка стала еще глубже. – Ты сейчас продемонстрировал доставшийся тебе в наследство горячий креольский темперамент.

– Правда? Извини.

– Не извиняйся. Это выглядит довольно привлекательно.

– Ты так думаешь?

Она нервно оглянулась. Бетти и конгрессмен Паркер стояли у двери в ожидании обещанных такси. Ван Дорф бросал проклятия в адрес торгового автомата, проглотившего мелочь, но не выдавшего ему сигарет. Уолш ушел.

– Почему ты сказал им, что мы познакомились вчера вечером?

– Ты с этого вопроса и начала разговор, не так ли? Видишь ли, когда я рядом с тобой, мне требуется приложить чертовски много усилий, чтобы выкинуть это из головы, но не важно. Отвечаю на поставленный вопрос: если Ван Дорф или кто-либо другой видел, как мы беседуем вчера вечером, а сегодня мы сделали бы вид, будто незнакомы, это возбудило бы любопытство. Говорить правду – это всегда наилучшая политика.

– А если кто-нибудь видел, как ты входил или выходил из моего номера вчера ночью, что тогда?

В его глазах промелькнул дьявольский огонек.

– В таком случае лучшая политика – солгать.

Она засмеялась:

– Ты истинный политик.

Он не обиделся, а тоже рассмеялся. Улыбка смягчила черты его лица, когда он спросил:

– Ну как ты? Удалось хоть немного отдохнуть прошлой ночью?

Лучше бы он не смотрел на нее с таким участием. Его взгляд, казалось, ласкал каждую черточку ее лица и согревал их своим сочувствием. Почему так сильно бьется сердце? Оно так колотится, что колышется кружево на груди и это не сможет укрыться от глаз Дакса.

– Я не слишком хорошо спала.

– Принимаю на себя всю ответственность за это.

– Не стоит.

– Стоит, – решительно заявил он. – Мне не следовало нарушать твой покой, а я, не стану отрицать, сделал это. Как только ты сообщила мне тогда в аэропорту, что замужем, мне следовало оставить тебя в покое. Это было бы самое лучшее.

– Правда?

– А разве нет?

Влекомые какой-то невидимой необъяснимой силой, они почувствовали, как приблизились друг к другу. Дакс ощутил, как кровь прилила к чреслам. Кончики пальцев подрагивали от страстного желания прикоснуться к ней, шрам под глазом подергивался. Его губы слишком живо помнили ощущения от прикосновения ее губ. Его взгляд впился в ее глаза.

Она непроизвольно облизала губы, а он следил за исполненным чувственности движением ее языка.

– Да, – чуть слышно прошептала она. – Наверное, так было бы лучше.

– Я снова забыл вопрос.

– Кили?

– Что? – Она с виноватым видом повернулась, когда стоявшая у дверей Бетти окликнула ее. – Машина уже пришла? – задыхаясь спросила она.

– Да, – ответила Бетти, подозрительно разглядывая ее раскрасневшиеся щеки и взволнованно вздымающуюся грудь.

Они попрощались с Даксом, выразили свою благодарность Ван Дорфу, требовавшему у администрации вернуть ему проглоченные автоматом деньги. Конгрессмен Паркер вышел вместе с ними.

Когда они расположились на заднем сиденье такси и Кили безуспешно пыталась справиться с застежкой своей сумочки, Бетти произнесла:

– Ты не обязана говорить мне, но, признаюсь, я испытываю любопытство.

– По поводу чего? – Кили постаралась принять беззаботный вид, но понимала, что не может никого обмануть. Особенно себя.

– Да ладно, Кили. Сегодня утром, когда я спросила тебя о Даксе Деверексе, я предоставила тебе прекрасную возможность рассказать мне о своей встрече с ним вчера вечером. Ты этого не сделала.