Уолш откинулся на спинку стула и покровительственно заговорил:

– А теперь, малышка…

– Пожалуйста, не называйте меня «малышкой», конгрессмен Уолш. Считаю это оскорбительным для себя, – решительно заявила Кили.

Уолш явно пришел в замешательство, хотя и пытался улыбаться покровительственно.

– Уверяю вас, я не имел в виду…

– Конечно же имели, – заявила Кили. – Ваше мнение по поводу нас слишком очевидно. Вы считаете нас толпой истеричек, растрачивающих впустую ваше драгоценное время. Интересно, изменилось бы ваше мнение, если бы к вам обратилась группа мужчин. Сочли бы вы тогда нас заслуживающими большего доверия? Уверяю вас, конгрессмен, в нашей организации огромное количество мужчин – отцы, братья, сыновья. Они так же обеспокоены и так же решительно настроены, как и мы, но им труднее публично поднять столь волнующую тему. Именно по этой причине вам придется в основном иметь дело с женщинами, активно поддерживающими наши усилия.

За столом воцарилось молчание. Наконец конгрессмен Паркер спокойно произнес:

– Мне неприятна мысль о том, что человек, служащий в этом или каком-либо ином нашем комитете, может быть ослеплен какими-то предрассудками. – При этом он бросил недобрый взгляд на Уолша.

– Но я никого не хотел обидеть, мне не хотелось бы, чтобы меня обвиняли в шовинизме. Прошу прощения, миссис Уилльямз, – стал шумно извиняться он.

– Принимаю ваше извинение, – сказала Кили, но тон ее ничуть не смягчился. – Извините, что нарушила ход ваших мыслей. Что вы собирались нам сказать?

И все продолжалось именно таким образом. В течение последующего получаса выдвигались и обсуждались различные идеи. И все это время Ван Дорф взирал на происходящее с почти сладострастным любопытством, глаза его так и метались над столом, словно отлетающие рикошетом пули. Его магнитофон не переставал работать. Когда ему подали счет, он нацарапал на нем свое имя и резко поднялся.

– Полагаю, нам всем пора возвращаться к своим делам. Спасибо, что согласились прийти на этот ланч. Метрдотель вызовет нам всем такси, – сказал он, когда все встали.

– Пожалуй, пройдусь пару кварталов, – заметил Паркер. – Миссис Оллуэй, позвольте помочь вам надеть пальто. – Что он и сделал, проводив Бетти до двери.

– Деверекс, не хочешь ли поехать на такси со мной? – спросил Уолш.

– Спасибо, но мне необходимо заглянуть в офис. Я возьму другое такси.

– Тогда, если не возражаешь, я возьму первое.

– Ничуть, – бросил Дакс вслед другому конгрессмену, неуклюже заковылявшему к выходу.

Ван Дорф, уложив в карманы катушки с магнитофонными записями, ринулся к автомату для сигарет. Кили и Даксу подарили несколько минут относительного уединения.

– Время от времени напоминай мне, что я не должен никогда выводить тебя из себя, – прошептал он ей на ухо, протягивая пальто и ожидая, пока она просунет руки в рукава. – У тебя острые коготки.

– Невежественный, нетерпимый шут! Он просто смешон, – бросила она. – Подумать только, что он занимает пост конгрессмена. Это даже страшно.

– Ты была великолепна. – Его рука задержалась на ее талии. Случайному наблюдателю могло показаться, будто он просто с бесстрастной вежливостью провожает ее. Более внимательный наблюдатель заметил бы, что его прикосновение больше похоже на ласку.

– Почему ты сказал им, что мы встречались прежде? – бросила она через плечо.

– По моей информации, Ван Дорф безжалостный репортер. Он охотится за новым Уотергейтским скандалом. Берегись его, Кили. Он волк в овечьей шкуре.

– Я скорее сравнила бы его с хитрым лисом, чем с волком. Он сделал все, чтобы мы с Бетти поверили, будто мы будем его единственными гостями во время ланча. Он ни словом не упомянул, что здесь будете и вы, конгрессмены. Так упрашивал нас прийти, а сам в то же время готовил западню.