Детские выходки? Разослать едва ли не интимное фото малолетней девчонки всем в лагере — всего лишь шутка?
– Мне не нужны извинения от того, кто умеет только все портить, – ровно отозвалась, чувствуя вновь разрастающуюся бездну злости внутри.
Больше ничего не слушая, рванула с места. И… возможно это вновь игра моего воображения, но вслед я услышала едва различимый голос Глеба. Он обращался не ко мне, не к кому-то другому. Нет. Его вопрос словно задавался самому себе.
Вознесенский спрашивал, что именно он сделал. Будто бы и вовсе все забыл.
14. Глава 14
Глеб
– Сынок, ты ничего не забыл? – улыбнулась родительница, но в глазах гуляла тревога, что обосновалась там довольно крепко.
– Ма, – простонал на выдохе, поправляя лямку рюкзака, и вышел, не прощаясь.
Вообще странное это дело — амнезия. И страшное. Частично утраченные воспоминания возвращались постепенно, но порой в такие неподходящие моменты.
Я помнил всю свою жизнь до аварии, знал в лица своих родных, но с трудом мог воспроизвести в памяти какие-то четкие картинки прошлого, не связанного с семьей.
Прошел всего месяц. Чертов месяц, а мне казалось, будто целая жизнь. Причем не моя.
Девушка, что училась в одном со мной классе, к которой я совершенно ничего не чувствовал. Друзья, которые не казались мне достаточно близкими, чтобы знать, что я всей душой любил фастфуд. Ощущал себя героем некой постановки, в которой не было ничего настоящего. И никого.
Даже сейчас, выйдя за порог нашего семейного дома, стоя на пробирающем ветрогане в ожидании момента, когда вечно занятой отец прогреет свою тачку, чтобы отвезти меня в гимназию, чувствовал себя максимально нелепо.
Рука то и дело норовила залезть в карман, поискать отсутствующие ключи от байка, который уже целый месяц пылился в гараже. Разбитый, разумеется.
– Залезай, замерзнешь же, – отец казался мне столь далёким не только потому, что мы редко виделись из-за его работы. О нет, папочку, занимающегося инвестициями в спортивной сфере я бы спокойно выдержал. Но не в таких ситуациях, когда вместо того, чтобы по-человечески выйти из тачки и позвать сына в салон, он набрал меня по телефону.
Говорят, чем больше у человека денег и популярности, тем меньше он заботится о том, что чувствуют остальные. Может, оно так и было. Но я не ощущал себя ни богачем, даже при наличии довольно обеспеченной семьи; ни мега-звездой, хотя и был на слуху в пределах своей гимназии. А, может, и в других местах, кто знает, ведь я-то не помнил этого.
Жгучая пустота внутри высасывала из меня все соки. Но было кое-что, что изменило мое привычное безвкусное существование, наполненное фальшивыми улыбками и заверениями в том, что все со мной в порядке.
– Пап, тормози здесь, – хлопок по бардачку стал первым звуком, нарушившим тишину нашей безмолвной поездки.
– Зачем? Тут же осталось не…
– Мне надо, – перебил я отца. Да, возможно, излишне резко, но кажется родителям было тупо наплевать на мою бесцеремонность. Был ли я раньше таким? Вполне возможно, но абсолютно неважно.
Вернее, не так важно именно сейчас.
Стоило отцу встать на аварийку у обочины, я пулей выскочил в зимнюю стужу. Плевать было на расстегнутую куртку, на сухое "напиши, как закончишь", брошенное в спину и, конечно же, на то, что до "Инсайда" было топать ещё добрых полкилометра.
Я заметил ее издалека. Длинное старое пальто чёрное, как сама ночь, красная шапка с пушистым помпоном, потрёпанный рюкзачок и поступь победительницы.
Новенькая шла быстро, рассекая городскую слякоть, отчего в стороны разлетались брызги. Они не видела никого и ничего, стремясь к своей цели. А целью ее было, конечно же, не опоздание на биологию, что стояла у нас первым уроком.