большое спасибо. Однако я все равно никак не могла сосредоточиться на цифрах и формулах.

Слух то и дело улавливал копошение позади. Скрип стула, еле слышные вздохи, полные страдания, щелк шариковой ручки, шелест бумаги и нервирующий звук расписывания пасты.

– Эй, новенькая, – в какой-то момент все же докопался до меня Вознесенский, легко тряхнув за плечо. Место соприкосновения тут же обожгло словно огненной плетью, заставляя меня податься корпусом вперёд, лишь бы избавиться от рук Глеба.

Самостоятельная шла уже полным ходом, так что его голос неприятно резанул по ушам.

Тот же и самый и не тот одновременно. Повзрослевший, довольно низкий. Такой, что с лёгкостью мог бы заставить кого угодно делать то, что захочет его владелец.

Впрочем, обернулась я все же не сразу.

– Оглохла что ли?

И даже не со второго раза.

– У меня ручка закончилась, видишь? – Глеб вытянул вперёд предмет разговора, будто это могло для меня что-то значить.

– Вижу, – механически отозвалась, все таки мельком глянув через плечо.

Поворачиваться полностью, давая парню понять, что он полностью завладел моим вниманием, не хотела. Слишком много чести! Пусть меня и бросало в холод от столь неприятного открытия, как наше соседство, я не собиралась показывать этого ему. Только не ему.

– Ой, тьма, – вздохнул он довольно высокомерно, а мне подумалось, что, вероятно, сейчас он закатил глаза. – Ребят, нужна помощь зала, есть у кого запасная ручка?

У меня была. И я бы наверное без зазрения совести отдала, попроси он нормально. Но гнев, тот самый, который я думала уже давно растерял былую мощь, сейчас терзал мою душу похлеще всего человеколюбия.

– А что, Лаврова тебя продинамила? – мерзко усмехнулась Маша с первых рядов, отчего заразила смешками и остальных.

Дьявол! Да заткните ее уже кто-нибудь!

– Кто? – никак не мог понять всей ситуации Вознесенский, за полтора года не только успевший растерять мальчишечью стать, став более мужественным, но и, кажется, мозги.

Я, конечно, изменилась. Но не настолько же!

– Я вам не мешаю? – ожил Игорь Викторович, откладывая бумаги, которые он заполнял ранее, в сторону.

Ну, неужели, проснулся! Что за бардак в этой гимназии?!

– Нет, мы сами справимся, спасибо, – ровно отозвался Глеб. – У нас же самостоятельная.

Игорь Викторович закатил глаза и, махнув рукой, удалился из класса, потребовав обещание списывать не слишком одинаков.

Это и есть хвалебное лучшее образование в городе?

– Нет, ты точно мне кого-то напоминаешь. – внезапно Глеб подсел ко мне.

Одноклассники уже думать забыли о нас, увлекшись списыванием правильных ответов. И мне было бы неплохо углубиться в задания самостоятельной, но…

– Эй, невежливо игнорировать своего нового одноклассника, – тетрадка была нагло выдернута из-под моего локтя.

– Пошел прочь! – прошипела в ответ я, отнимая тетрадь обратно.

И застыла. Лицо Глеба были слишком близко. Настолько, что я с лёгкостью могла посчитать количество его длинных ресниц. И взгляд… Ясные глаза цвета неба, что снились мне тяжкими ночами. Сейчас в них не было ни намека на узнавания. Никакой ненависти и предвзятости. Чистый лист.

Я вздрогнула, когда над партой нависла тень, и подняла голову, прогоняя наваждение.

– Держи Глебушка, – Маша, собственной персоной, стояла с вытянутой рукой, в которой была нужная парню пишущая принадлежность.

– Отлично, – без должного энтузиазма Вознесенский принял шариковую ручку, что внешне выглядела довольно дорого. – Но я тут знакомлюсь вообще-то. Слиняй.

– Глеб, ты не узнал в нашей новенькой ту самую что ли? – ехидно возразила блондинка, картинно прикрыв рот изящной ладошкой.