Мама всегда говорила, что достаточно дуновения ветерка, чтобы сбить меня с ног. А я и не спорила. Какой смысл, если чаще всего по итогу она отказывалась права?

Тем временем темнота сгущалась, становясь более зловещей и пугающей. Казалось, будто в ней притаился некто. Кто-то, кто обязательно должен был схватить за ногу и утащить в морскую пучину, навсегда лишая меня возможности прояснить свои сомнения с Вознесенским.

Отчего-то я мало верила в свою удачу.

Но на удивление, переживания оказались напрасными. Глеб нашелся сразу за раздевалками. Его фигуру подсвечивал телефонный фонарик, вырисовывая замысловатый силуэт в ночных сумерках пляжа. Будто он… танцевал?

Только подойдя ближе, я поняла, насколько глупым было мое предположение. Вознесенский точно не танцевал, да и зачем ему? Он же не сумасшедший. Хотя, если учесть то, что мальчишка вдруг возомнил себя кладоискателем, утверждение вполне могло подвергнуться сомнениям.

– Что ты делаешь? – подходить со спины не стала, так что мой вопрос прозвучал уже в момент, когда я остановилась прямо напротив парня, активно выкапывающего в песке лунку. И почему-то не одну…

– О, ты пришла, – поднял он голову так резко, что пара локонов выбились из его идеальной прически, упав на лоб.

Руки так и зачесались помочь вернуть все на свои места. Бабушка часто повторяла, что лезущие в глаза волосы могут сослужить плохую службу.

Мол, можно ослепнуть. А я только и отнекивалась. Прекрасно видела свою короткую стрижку на детских фотографиях, недоумевая почему тогда мне было суждено ходить в очках.

– Можешь посветить? – не удивившись моему визиту, Глеб схватил с песка свой телефон и, разогнавшись, вручил его мне.

Вот так просто. Взял и отдал. Вещь, которую мои ровесники берегли, как зеницу ока, не рискую показать даже родителям.

– Эм…хорошо, – растерявшись, приняла навороченный девайс Вознесенского в руки, помогая ему увидеть… что? Песок?

Он серьезно решил посмотреть на песок посреди ночи?

– Вожатые постоянно проверяют комнаты, сама знаешь, – самостоятельно смахнув волосы со лба, вернулся к объяснению своей деятельности мальчишка. – Такое в лагере сложно скрывать.

И бровями поиграл, одарив меня до чёртиков загадочным взглядом. А после, не найдя в моем немом удивлении понимания, взял и вытащил из-под песка полный пакет со звенящим содержимым. И затем и второй.

– Вы собрались… – горло перехватило от недостатка кислорода.

Он серьезно?! Мало того, что мы нарушили комендантский час, так и…

– Мы собрались, – кивнул Глеб, а его губы расплылось в плутовской усмешке. – Ты же с нами, победительница?

Это был вызов. В его взгляде, позе. Вознесенский всем своим видом излучал приглашение присоединиться к их не сказать чтобы детскому развлечению. Стать одной из них, устроить, так называемый, юношеский бунт.

И самое ужасное — на мгновение я задумалась: а не согласиться ли? Но нет, сомнения, вечно съедающие разум, часто помогали мне выйти из воды сухой.

Во всяком случае я пришла сюда не за развлечениями, а чтобы задать только один вопрос.

– Нет, я, пож…

– А что это мы тут делаем наедине? – перебил меня высокомерный голос Маши, в этот момент показавшийся мне премерзким.

И чего ей, спрашивается, не сиделось с остальными? Что вообще за привычка вмешиваться туда, куда не просят?!

– Ничего, – буркнула я, даже не смотря в сторону соседки.

Ее детские попытки отомстить за резкие слова в комнате казались мне несправедливыми.

Почему Маше можно было хамить всем и каждому, а мне нет? Она, что, особенная?

– Что это у тебя? Телефон Глеба? А ну, отдай, – блондинке не нужен был ответ, чтобы начать действовать.