Поймал на себе пристальный взгляд пленника, сейчас в нем не было ненависти, только подозрение. Видимо, мое молчание не подходило под обычное поведение Эридана. Но мне нечего было сказать, хотя и молчать дальше тоже нельзя.

— Послушай, — я заговорил, и сам удивился, как глухо прозвучал мой голос, — не надо всего этого, тебя не казнят. Я сейчас же прикажу тебя освободить. И ты можешь покинуть Карадену, препятствовать тебе не будут.

Презрение и ненависть на лице Рэйнела сменились полнейшим неверием.

— И стража тебя послушается, если ты пойдешь против воли министров? — усмехнулся он.

Ну, если судить по реакции Ганса… И если я устрою еще парочку устрашающих сеансов промывания мозгов…

Костьми лягу, но послушаются, потому что ни за что не позволю казнить этого ни в чем не повинного человека.

— Да, — уверенно ответил я.

Повисла пауза.

Рэйнел сверлил меня взглядом, и с каждой долей секунды что-то в выражении его лица менялось, но эти изменения были такими стремительными, что я не успевал понять, что они значат.

Наверное, мы стояли друг напротив друга минуты две. Я как раз решил выйти из камеры и приказать Гансу освободить пленника, когда Рэйнел облизнул пересохшие губы и раздельно спросил:

— КТО. ТЫ?

Я врос в землю прямо там, где стоял. Сердце ушло в пятки.

Что же такого «не Эриданского» я сделал, что он обо всем догадался?.. Но я немедленно осадил себя. Да кто сказал, что он что-то там понял? У страха глаза велики. Мало ли, что Гердер имел под словами: «Кто ты?» Может, он сказал это, желая, чтобы принц признал, что он трус и ничтожество?

— Я тот, кто сейчас прикажет тебя отпустить, — ответил я, отбивая своим его пристальный взгляд.

Кажется, Рэйнел хотел еще что-то возразить, но потом передумал.

— Ладно, валяй, — неожиданно выдал он.

Черт, у него даже голос стал другим. Дружелюбным? Не может быть! Точно, догадался. И что, хотелось бы знать, теперь за этим последует?

Но в любом случае Гердер был невиновен, и я уже обещал его отпустить. Не собираюсь убивать человека ради собственной шкуры. К тому же, Мэл и Леонер обязательно что-нибудь придумают.

Я молча повернулся и открыл дверь.

— Ганс!

— Да, ваше высочество? — на пороге немедленно выросла массивная фигура стражника. Эк я его напугал, прямо-таки верный пес, был бы хвост, завилял бы.

— Освободи пленника.

У Ганса глаза на лоб полезли. То, что принц хочет побеседовать с арестованным до допроса, он еще мог понять — мало ли какие причуды случаются у этих венценосных особ. Но приказ освободить человека, только что покушавшегося на его же, наследника, жизнь, это как гром среди ясного неба.

Стражник стоял на пороге и часто моргал, не в силах определить, не шутит ли его высочество. Но мне было не до шуток.

— Ты что-то не понял?

— Понял, ваше высочество. — Ганс кашлянул, видно, в горле пересохло. — Но министры категорически запретили даже ослаблять охрану этой камеры. Если преступник покинет подземелье, нам точно не сносить головы.

Интересно, кого он подразумевал под словом «нам»? Только стражу или заодно и меня? Судя по всему, действительно всех.

Меня снова обуяла ярость. Беззащитность одних и безнаказанность других — невыносимо!

— Снимай цепи, — прошипел я сквозь зубы. Ох и хотелось взять эти оковы и собственноручно придушить Сакернавена и остальную свору.

Стражник вздрогнул, будто я его и впрямь ударил, и завозился с ключами, очевидно, придя к выводу, что он хоть так, хоть так, не жилец.

Через минуту цепи с грохотом упали на пол, а Рэйнел отошел от стены, растирая руки.

— Хоть бы со стены плесень смыли, прежде чем приковывать, — проворчал он.