– Хлоя, уйди, – хрипит он. 

Я стискиваю зубы, чтобы они не стучали. 

– Нет, Натаниэль.

Он разворачивается и перехватывает мою руку. Длинные пальцы с аккуратными ногтями, которые красивее, чем у многих девушек, обхватывают мое тонкое запястье. Под его большим пальцем грохочет мой пульс, вторя зарядам грома, разносящимися над нами. 

– Я Нейт. – Он оттесняет меня к стене здания. – Хватит на меня смотреть. Прекрати за мной ходить. 

– Почему? – мой голос больше походит на звук разбитого стекла.

– Потому что займись теми вещами, которыми занимаются все девочки твоего возраста. Покрась волосы в розовый, надень футболку с Джастином Бибером и завесь комнату его плакатами. Съешь огромную тарелку фисташкового мороженого, запей все это колой и просто живи. Свою. Жизнь, – Натаниэль говорит отрывисто, делая рваный вдох после каждого слова.

Его рука всего еще сжимает мое запястье. Не грубо, но и не нежно. Идеальное давление для того, чтобы показать контроль. 

Россыпь мурашек скользит от моего затылка к пояснице, и я не могу их остановить. 

– Откуда ты знаешь, что мое любимое мороженое – фисташковое? – Мои губы изо всех сил стараются не расползтись в улыбке, несмотря на напряжение между нами. 

– Это все, что ты услышала из того, что я сказал? – ворчит он.

Я пожимаю плечами.

– Концентрируюсь на главном, потому что все остальное – полнейшая чушь. 

– Незабудка, – тяжело вздыхает Натаниэль, – я серьезно, отстань от меня.

Незабудка.

Понятия не имею, почему он меня так называет. Это звучит ласково и совершенно не гармонирует с его вечным презрением, граничащим с отвращением.

– Именно ты все еще продолжаешь держать мою руку. – Я вздергиваю подбородок, не сводя с него глаз. 

Его челюсть ходит ходуном от того, как сильно он ее напрягает. Воздух потоками покидает терзаемые легкие человека передо мной. Я ощущаю его дыхание на своих волосах. Натаниэль смотрит мне в глаза, а затем резко хмурится, будто это причиняет ему боль.

Моя ладонь тянется к его лицу, приподнимая очки. Он отпускает мое запястье, но не отстраняется. Я провожу кончиками пальцев другой руки по его векам и переносице, расслабляя напряженные мышцы. 

Натаниэль начинает немного дрожать, но все еще стоять напротив меня. 

Прежде чем уйти, чтобы обезопасить свое бедное сердце, я совершаю то, что навсегда оставит на нем шрам размером с Гранд-Каньон. Мои сухие и холодные губы прикасаются к его бледным, задерживаясь на короткое мгновение, за которое все органы успевают сжаться до размера изюма. 

– Я вижу тебя, Натаниэль. 

Последнее, что я произношу, чтобы уйти с безответным поцелуем в кармане и кровоточащей душой у его ног. 

Я думала, что единственный односторонний поцелуй с холодным, как промерзшее стекло, парнем стал последней точкой в череде многоточий. Оказалось, что это было запятой, предвещающей неожиданную развязку моей драмы.

Точка была поставлена два дня спустя, когда случилось то, что мы больше всего ненавидим в любовных романах: героев решили убить. Кого-то морально, а кого-то физически.

Невеста стонет, выбирая сервировку:

– Я скончаюсь, пока разберусь со всем этим свадебным дерьмом.

Отличный выбор слов, дорогая.

Леви врывается в мой кабинет точно так же, как это обычно делаю я с его личным пространством.

– Ты подписал?

– Да, но забыл документы дома, – снова вру. Вновь оттягиваю неизбежное. Мне нужно ещё немного времени. Хотя бы один день.

Он медленно кивает, изучая меня взглядом.

– Хорошо. – Между нами повисает тишина. – Я давлю на тебя? Ты же знаешь, что можешь отказаться, если не хочешь?