Голос фиолетового становился все неприятнее, все высокомернее и злее, стек похлопывал по груди Ивон так, что униженная девушка на миг ощутила себя голой.

- Я не ворожила! - воскликнула она яростно и отчаянно, и отмахнулась от стека, как от руки насильника, пытающейся обшарить, обтискать ее.

Раздался металлический лязг.

Ивон не поняла, как, но из плотной чешуйчатой ткани ее рукава вдруг выскользнул стилет, тонкое узкое лезвие, с легкостью перерубившее оружие Фиолетового Стража. Сделав свое дело, стилет с тем же лязгов скрылся, втянулся обратно, молниеносно, неуловимо. Потрясенная Ивон опустила руку, а фиолетовый отступил, сжимая в руке бесполезный обрубок.

- А роза-то с шипами, - пробормотал Фиолетовый. - Ты наколдовала себе оружие? Но зачем?.. Безумная, ты понимаешь, что в таком виде я не имею права тебя вести к королю? Ты проиграла свой отбор. Ты можешь прямо сейчас передать через меня свои признания в жульничестве, в пользовании магией, искренние извинения и попросить о помиловании. В попытку покушения на короля я, конечно, не верю, хотя об этом я доложу ему в первую очередь. Надеюсь, король будет милостив к тебе. Вероятно, даже не сильно искалечит. Так, отсечет руку, посмевшую на него подняться.

- Я ничего не колдовала! - Ивон топнула ногой. - И каяться мне не в чем! И не тебе решать, проиграла я отбор или нет!

- Я не имею права вести тебя к королю вооруженную, - усмехнулся Фиолетовый.

- Ты поведешь меня к королю вооруженную, - упрямо склонив голову, ответила Ивон. - Это не моя магия, не мое оружие, все дело в платье. А платье висело тут. Значит, король допускает мысль, что в нем кто-то может к нему явиться, и не боится этого.

- Я не верю тебе! - огрызнулся Фиолетовый. - Дочь Уорвика!

Ее родовое имя Фиолетовый выплюнул с особой ненавистью, и Ивон расхохоталась неожиданно для самой себя.

- Что?! - воскликнула она. - Все дело в отце? В моём имени? Ты знал моего отца? Дорогу он тебе перешел?! Занял место, на которое ты сам метил? Я заметила, как ты переменился, когда король благосклонно повел себя по отношению ко мне, хотя отец, кажется, был изгнан им?! Ты что, ожидал, что король будет ко мне суров и зол? Хотел, чтобы он погромче назвал мое имя и при всех растерзал, покарал меня? О, я вижу - ты хотел бы этого!

- Замолчи! - задушено выдохнул Фиолетовый, отступая от Ивон, словно она была не тонкой, хрупкой девушкой, а исчадием ада. - Просто замолчи, не смей так говорить!

- Ты, верный слуга короля, - продолжала насмехаться над ним Ивон. - Иди, скажи ему о моем выборе платья, и скажи, что твое сердце дрожит от ужаса, потому что в рукаве у меня нож. Интересно, король разделит твой ужас? Запрется в своих покоях? Выждет, пока меня не выставят прочь, и только тогда выйдет из-под замка? И ты отпустишь меня в люди, чтобы я рассказывала всем, что могучий Железный король, окруженный охраной, боится девчонки с ножом в рукаве?

Это было последней каплей.

С ревом Фиолетовый налетел на Ивон, позабыв об опасности, припечатал ее к стене, сжал грубыми руками ее тонкие запястья, распластал девушку под собой, прижавшись всем телом, будто ожидая от нее смертельного удара, готовый принять его.

Но платье осталось платьем. И даже упомянутый стилет не выскользнул из рукава - ничего. А перепуганная Ивон ощутила на себе вес тела мужчины, ощутила его жар и дрожь, его звериное, неистовое, вырывающееся из-под контроля желание.

Сквозь прорези в его маске девушка увидела горящие магическим светом глаза, зеленые, как изумруды. Они были безумны; словно тысячу лет Фиолетовый сдерживал себя, не позволял простым человеческим страстям гореть в своей душе, а они там тлели и жгли его, пока не выплеснулись этой стремительной, яростной вспышкой наружу.