Потому что мое сердце едва не остановилось от мысли, что меня просто наказали. Я боялась пошевелиться. Казалось, реальность сразу же врежется в меня острыми углами.

И когда между ног снова оказались его руки с бумажным полотенцем, я дернулась. И следом зеркало чуть не рассыпалось от злого рычания, а мои трусы треснули в руках Харта.

— Ненормальный! — заорала я. — Не трогай меня!

— Еще бы! — схватил меня за шею, притягивая к себе. — Поэтому хватит провоцировать! Я буду трогать, тебе ясно?! Везде, всегда. Я. Буду. Тебя трогать!

Концентрация похоти оказалась слишком крепкой для такой маленькой комнаты, и та снова угрожающе поплыла. Я все еще стояла разодранная между моим и его миром, между ним и раковиной. Но уже ненавидела… и с каждым вдохом все сильней, до воя. Потому что теперь… как мне появиться на заседании?!

Только Харта это не беспокоило. Он уже звонил Прайду:

— Да. Бери ее адвоката и идите к судье. Нас не будет. Да, полюбовно. — Яростный взгляд на меня: — Подпишет.

— Я ничего не подпишу, — тяжело выдохнула я.

Харт убрал мобильный и угрожающе сузил на мне глаза. Такой же растрепанный и плохо соображавший, как и я.

И, наверное, надо было заткнуться… Но, кажется, стало поздно.

Я хотела достать до дна в этой его бушующей глубине. Не знаю зачем, но мне было важно его нащупать — оно ведь должно быть где-то.

Но вместо этого я проваливалась в какую-то бездну, плескавшуюся в его глазах. Он снова выжег весь воздух одной своей близостью, склонил низко голову… и вдруг вскинул руки и осторожно поправил лифчик.

— Ладно, — прохрипел, гневно раздувая ноздри, — подпишешь позже… или не подпишешь совсем — плевать.

При этом заботливо оправил ворот блузки, потом потянулся за спину, смочил ладонь и приложил к моей щеке.

А я стояла, оцепенев, и боялась двинуться. Была уверена, что он что-то со мной сейчас сделает. Я же чувствовала ярость его зверя, почти видела наяву, как он хлещет разъяренно хвостом из стороны в сторону. И пальцы Харта на щеке подрагивали в доказательство — внутри его рвало на части.

Но снаружи он неожиданно не ударил в ответ, требуя подчинения. И я прикрыла глаза, забывшись, и опустила плечи, не сразу понимая, что внезапно доверилась ему. Его пиджак, опустившийся на плечи, поставил точку. На мне. И на всей прошлой жизни.

— Пошли. — Его голос все еще дрожал, открывая мне место для первого шага на его территорию. — Никто не увидит. Обещаю.

Реальность смазалась влагой на глазах, пока он вел меня куда-то. Не соврал — никто не увидел, кроме пары служителей на выходе во двор. Когда тьма здания суда отступила, я жадно вздохнула вечернего воздуха, наполненного сигаретным дымом и запахом цветущего каштана. В пиджаке Харта при желании можно было спрятаться с головой — он заканчивался где-то ниже моих коленей, скрывая следы моей позорной капитуляции. Мы встали в тени крыльца черного хода, великодушно отгороженные колодцем массивного здания.

— Таков был твой план? — прошептала.

— Нет. — Он стоял ко мне спиной и лишь повернул голову, оглядываясь.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — снова хожу по острию. А мне ничего не оставалось.

— И мой нет. Как мы во все это вляпались?

— Ты оказалась не в том месте и не вовремя. — Он шагнул к подъехавшему автомобилю и открыл мне заднюю дверь: — Садись.

— Куда я? — подняла на него взгляд, подойдя к машине.

— В клинику, — мрачно нахмурился он.

— Я же испорчу тебе жизнь, господин прокурор, — прошептала, моргая, потому что смотреть в его глаза было непросто — там все еще бурлила бездна.