- Этого не может быть… он очнется. Он доведет все дела до конца…

- Дура ты зеленая. Все дела теперь у Вепря, а он уже получил свои бабки за то, чтобы ты и тебе подобные сгнили на зоне. Если доживут…

Фрида оказалась права.

Адвокат при встрече с явным сожалением сообщил мне, что его защита рухнула. Он не получил на руки необходимых доказательств. Более того, есть результаты иной экспертизы, и там картина совсем иная…

Спрашивал, почему я подписала бумаги. Говорил, что факт давления доказать теперь нельзя. Складывается явная картина – я это сделала, понимая, что доказательств не найдут, и теперь у него еще одна задача – доказать, что я не замешана в покушении на Вадима Кальченка. Этим он и займется. И что, может, мое выбитое силой признание – к лучшему. Это даст возможность скостить до трех лет колонии.

При этих словах я сорвалась. Рыдала и умоляла его меня спасти. Но он сразу сказал, что чуда ждать не стоит. Меня осудят. А вот над тем, чтобы уменьшить срок, он будет бороться.

Говорил, что надежда еще остается, сразу видно, что семья покойного подключила все связи и средства, чтобы упечь меня в тюрьму, но доказать это никому не под силу. А мне молиться, чтобы Кальченко выжил, возможно, тогда будет пересмотр дела. Но до суда это вряд ли случиться…

Суд состоялся очень быстро. Но перед этим…

Я была сломлена и без того. Только надежда, что Вадим очнется, еще как-то грела меня, не давая рассудку ускользнуть. Я буквально хватала конвоиров за руки, умоляя сказать, не пришел ли Краш в себя. Но они тоже считали, что то, что с ним произошло – моя вина. Я понимала, что его убрали с дороги – либо семья покойного, либо сам Тарасюк. Но козлом отпущения сделали меня. Пару раз огрели дубинками, обложив трехэтажным матом, и больше я таких вопросов не задавала.

В тот вечер нам устроили банный день. Стерегла нас, к счастью, надзирательница, но это был единственный плюс. Ледяная вода тонкой струйкой, грубое мыло, шампунь, что передала мне мама, практически не давал пены.

Происходило что-то странное. Женщины, бросая на меня кто любопытные, кто виноватые взгляды, поспешно уходили, включая моих сокамерниц. Надзирательницу тоже как ветром сдуло. Но при этом никто меня не торопил, заставляла шевелиться.

От холода стучали зубы, я пыталась вытереться колючим полотенцем, когда поняла, что в огромном помещении душевой кто-то есть.

Меня сковал ужас. Я подумала, что бабы объединились и решили избить меня, чтобы отомстить за Кальченко. Но лучше бы и правда случилось именно это, чем то, что меня ожидало.

Тарасюк, хищно осклабившись, шагнул ко мне. Он был пьян. Его вообще не должно было здесь быть. Я попыталась заорать, но горло сковало льдом.

- Заорешь – сверну шею, - прошептал следак, схватив меня за волосы и одновременно по-садистски нежно поглаживая лицо. – И дурой не будь. Залетишь – будешь по гроб жизни меня благодарить…

У меня не было ни малейшего шанса дать ему отпор. Я понимала, что он выполнит свою угрозу. Не зря меня в первый же день хотели убить. Может, он сделает это после?

- Не убивайте… - я не знала, правильно ли делаю, что цепляюсь за жизнь, которая отныне будет проходить в аду.

- Не убью, если будешь умницей. Ноги раздвинула!

10. Глава 9

Я позволила ему сделать все, что он от меня хотел. К счастью, это закончилось быстро. Я только скривилась, ощутив, как толчки члена внутри меня стали резкими, разрывающими, они отдавались болью внизу живота. А потом Тарасюк с хриплым рычанием вышел из меня, удерживая хваткой ладони за поясницу.