— Ещё пара штрихов, Ваше Сиятельство, — успокоила Эсли, заметив на моём лице задумчивую обеспокоенность.

Арма достала из комода подарочную коробку, бережно открыла её и представила содержимое. Я ожидала увидеть блестящее колье из алмазов, рубинов или изумрудов, которое непременно потребовала бы отправить обратно, но на атласе футляра лежала широкая длинная тканевая полоса с резной брошкой посередине.

— Бархотка, — пояснила Эсли. — Чтобы прикрывать знак соединения от посторонних глаз.

— Похоже на ошейник, — тяжело выдохнула я, снова сдаваясь во власть служанок.

Они подняли волосы и с помощью маленького замочка закрепили ошейник на моей шее. Увы, не признать его необходимости и функциональности я не могла. Как символично — ментор всё-таки посадил меня на цепь.

— Позвольте, лу-ли, — Стрилли взяла мою ладонь и бережно, стараясь не поцарапать коготками кожу, натянула белые кружевные перчатки. — Это последний предмет гардероба на сегодня. С собой леди ещё берут зонт и крохотный ридикюль. Если желаете, лу-ли, Стрилли достанет превосходный зонтик, он висит прямо за окном, улавливая воздушные божественные потоки…

— Обойдусь, — однозначно решила я, рассматривая короткие перчатки с волнистыми рюшами, и ухмыльнулась: — Отлично, теперь я кукольный стязатель. Чёрную маску мне выдадут? Или у местных приняты белые?

Я хохотнула, поддерживая свою шутку, но служанки не улыбнулись.

— Только не говорите, что белые маски и вправду существуют, — напряглась я. — Ошейник на меня вы уже одели, не хватало ещё и намордника!

— Сорти де баль, — извиняющимся тоном поведала Эсли.

— Троллье дерьмо! — не выдержала я. — Вы ведь шутите? Это что, белая маска?!

— Нет, всего лишь прозрачная пелерина для прогулок и коллективных выходов, — поспешила успокоить служанка. — С вышитой Иверийской короной на спинке. Она прикрывает плечи и декольте благородной девы во время визитов и городских посещений. Но сейчас вы идёте на завтрак в гостиную академии, так что сорти де баль можно оставить здесь.

Я облегченно выдохнула. Терпение и так было уже не пределе, и если бы мне пришлось мириться с ещё одним зефирным слоем, то я попросту превратилась бы в разъяренного икша. И ни сложная вышивка, ни дорогие ткани не остановили бы меня от вредительства.

— Госпожа, — довольно улыбнулась Эсли и подвела меня к зеркальному шкафу. — Представляю вам мелироанскую благородную деву Юну Горст.

Я раздражённо фыркнула и хотела показательно отвернуться, но отражение в зеркале приковало взгляд.

С той стороны глянцевой поверхности на меня смотрела та, кем я никогда не была: молодая привлекательная леди с высокой грудью, тонкой талией и аккуратными послушными локонами, прикрывающими плечи. Словно морок, наваждение, возникшее в зеркале — двинешься, и оно развеется, превратится в туман. Даже чёрный паук, мой отличительный знак, мой символ, всегда ярко выделяющийся на светлой шее, сейчас спрятался под декоративной полоской ткани. Я подошла и осторожно потрогала лицо. Шершавая ткань перчатки прошлась по тонкому порезу на щеке и узкому шраму, пересекающему бровь. Неужели это я?

Отчего-то по спине холодком пробежался страх: собственное отражение показалось мне жутковатым. Но я быстро взяла себя в руки. Я достаточно часто смотрела в лицо опасности, смерти и сражению, чтобы теперь без боязни смотреть в своё собственное. Даже если оно совершенно не похоже на то, что я привыкла видеть девятнадцать предыдущих лет.

— Ваше Сиятельство, — постучались в дверь.

Арме впустила Жорхе Вилейна, и тот на краткий миг потерялся, будто наткнулся на невидимую сцену, окинул меня взглядом с ног до головы. Но тут же смутился, откашлялся в кулак и сообщил о цели визита: