Мышцы скрутило в тугой канат боли. Я едва не завыла, но прикусила губу. Покосилась на Талицию — в волосах девушки пестрел белый цветок магнолии.

— Я так увлеклась его речами, что совсем забыла о наказании сестёр, — она по-детски надула щёки. — Какая же я эгоистка! Я должна была подумать не только о себе, должна была вспомнить! — глаза её вспыхнули. — Но Кирмос… Он, знаешь, необыкновенный! Я и не представляла раньше, насколько. Дома, в Янтарных палатах, мне рассказывали, что он злой и жестокой кровопийца. А он совсем не такой. Он столько всего умеет! И обожает животных. Ты знала, что у него огромные конюшни? — она тряхнула волосами. — Ой, ну что же я. Конечно же, ты знала! Вы ведь с Кирмосом почти родственники!

Моё сердце застучало громче зубов. Имя, которое я так и не смогла произнести, легко слетало с губ Талиции.

Глаза защипало: замёрзшего лица коснулся рассветный луч. Ещё розовое новорожденное солнце поднималось над полями, знаменуя новый день.

Выходит, я провела в хрустальной западне всю ночь. Я чуть не свихнулась и едва выжила. Но сейчас вдруг захотелось туда вернуться…

Я вдохнула — рвано, со всхлипами и остановилась перевести дух.

Сколько боли может выдержать человек?

— Ты… — голоса было не слышно, и я прочистила горло. — Он был здесь всю ночь? С тобой?

— Прости, прости, прости, — запричитала княжна Веллапольская, на свой лад понимая вопрос. — Он не мог нарушить традиций академии, а я… Я бы хотела прийти раньше, но долг велел мне остаться. Сначала на приёме, потом рядом с консулом. Того требовала ситуация и политика. Это моя обязанность как княжны, — она всхлипнула и затараторила без остановки: — Умоляю, Юна, прости! Первое впечатление очень важно! Моё представление Кирмосу обязано было пройти идеально! Ты должна понимать, ты же сама… Ой… — девушка поняла, что сказала лишнего и осеклась. Прикрыла рот ладонью в белой кружевной перчатке и виновато вытаращила глаза.

Но я понимала.

Понимала всё и даже гораздо больше, чем должна была.

Когда-то светом души слепила маленькая Юна. Теперь же отважная маленькая Талиция разделила со мной мой позор, потому что она была чиста, справедлива и мечтала нести в мир добро. Она не была мной, нет. Она была лучшей версией меня. И ещё — княжной. Гораздо более приспособленной к жизни рядом с Кирмосом лин де Блайтом. Практически созданной для него. Он был здесь всю ночь, рядом с ней, и это было лучшим решением консула Верховного Совета.

О, я прекрасно это понимала.

А ещё чувствовала.

Стыд за наивное малодушие и женскую слабость. Впервые за всё время мне было холодно настолько, что внутри ощущался не лёд, а жар. То самое горячее сердце, что спасло мне жизнь, сейчас разлилось раскалённой лавой по внутренностям. Пожар ревности и отчаяния выжигал меня изнутри, но не согревал, а опустошал. Как это мучительно, когда в тебе всё ещё остаётся любовь, но сгорает вера в её будущее.

— Ваше Сиятельство, — подоспел Жорхе. — Мне запретили помогать вам. Позвольте…

Он легко подхватил меня на руки, почти снял моё тело с несчастной хрупкой княжны.

— Я не сиятельство, Жорхе, — слабовольно промямлила я. — Я Юна Горст. И я хочу домой. Пожалуйста, отнеси меня домой…

Рассудок всё-таки помутился. Потому что я просила о несбыточном. Откуда Жорхе Вилейн мог знать, где теперь мой дом, если я и сама не знала?

Стязатель просто отнёс меня в спальню, где служанки уже подготовили постель. Простыни оказались тёплыми, почти горячими, нагретыми углями и раскалёнными бутылками. И от этого жара меня затрясло в лихорадке. Я беспокойно заметалась. В бледных лучах показалось, что мой мокрый от пота лоб трогает не Жорхе, а Каас. Мёртвый друг пришёл проведать меня.