А я помолчу.

С некоторых пор молчание — золото.

— Твой папаша далеко, а я — здесь! И таскаться со стволом наголо и пугать людей ты не будешь тут, понял?

Это он меня имеет по поводу нашей с Каменюкой вчерашней погони за такси, в которой малышка ехала.

Таксист, сука, таки сдал меня.

И, главное, про каменную морду — ни слова, потому что узнал и понял, что целее будет, если язык в жопу засунет. А меня никто в городе не знает, значит, можно сдавать со спокойной совестью…

Ну, ничего, ничего… Мы — люди не гордые. Главное, не понт, а результат. Да и то, что Камня в городе знают, как-то не особо ему на пользу.

Местые не трогают, а вот приезжие казачки — в легкую мордой об стол упаковали.

Невольно улыбаюсь, вспоминая эту сцену.

В топе моих самых любимых будет, однозначно.

— И нехрен лыбиться! — тут же корректирует мое настроение Мазуриков, — я тебя закину сейчас на землю, посмотрю, как поелозишь!

— Не имеете права, товарищ полковник, — скучно глядя мимо него, отвечаю я ровным голосом, — насчет меня у вас есть отдельное предписание.

Полковник пару минут отчетливо скрипит зубами, пытаясь совладать с нервами. Я молчу, не мешаю ему в этом.

Но вообще, не дело это: такую слабую нервную систему иметь на такой серьезной должности. Начальник управления МВД, все же, не кот в тапки нассал. А лицо не держит…

— Ствол на стол, — решает оставить последнее слово за собой Мазуриков.

— Не имеете права.

— Блять. Пошел вон.

— Грубость и неуставные отношения будут занесены в отчет по проверке… — говорю я, а затем разоврачиваюсь и, не слушая больше исключительно матерного напутствия Мазурикова, выхожу за дверь.

Там, положив хер на запрещающие таблички, прикуриваю, весело подмигиваю молча таращащейся на меня секретутке и вываливаюсь за порог в коридор.

Иду, задумчиво покуривая и успокаивая собственную нервную систему, тоже слегка расшатанную.

Но не Мазуриковым, само собой, ему это не под силу.

Телефон вибрирует в кармане, достаю, смотрю на имя абонента. Блять…

Шустрый какой полковник-то… Он бы так подчиненых имел за вечные проебы в работе, чем начальству стучал на неугодного проверяющего. А то развел тут бардак. Даже при приятеле моего папаши, предшественнике Мазурикова, тут чище было.

А сейчас лопатой дерьмо грести.

А я лопату не взял.

И не хочу этого делать, особенно теперь, когда другие задачи на горизонте. Куда более интересные. И важные.

Как там Вася моя?

Смахиваю вызов, открываю программу слежения, наблюдаю за маячком. В больнице, у матери, значит.

А где Камешек? Если тоже там, то получит по своей каменной наглой харе. Потому что мы договорились вчера, блять!

Но Камень с самого утра окопался в своей любимой харчевне, где все дела ведет, и там так и сидит.

И я рад этому, если честно.

Потому что огромный соблазн все бросить и рвануть к Васе, просто, чтоб хоть посмотреть на нее. Снова. Убедиться, что вчера — это не жесткий глюк у меня был, не больное воображение разыгралось, как часто в пустыне было, а реально она, моя Вася.

Думаю, что у Каменюки не меньшей силы желание, чем у меня.

И, наверно, хорошо, что мы теперь — не студенты безмозглые, которые кладут хер на учебу, если рядом сладкая девочка нарисовывается, а вполне взрослые серьезные мужики. У которых имеются еще дела. И дела эти нихрена не отодвинешь, как бы ни хотелось… Кстати, о делах.

Мне опять звонят, и в этот раз я беру трубку.

— Какого хрена ты там выебываешься?

— И тебе привет, папа, — язвительно говорю я.

— Игнат, — со вздохом суть снижает напор отец, — ну ведь мы с тобой это обговаривали. Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоило тебя выдернуть из той жопы? У тебя все данные, все есть сейчас для того, что нормально стартануть. А ты че творишь?