Набираю Валу несколько раз, он не отвечает. Как надо, так…

– Алло, – по голосу узнаю Еву. – Здравствуйте.

– Ева, ты? – некогда сейчас объясняться.

– Да.

– Это Домбровский, где Валера?

– Он в душе.

– Ева, пожалуйста, дай ему телефон, это срочно.

– Хорошо… Валер, – слышу шум воды, – это Юра звонит, что-то срочное.

Вода стихает.

– Да, Юр, – выдыхаю, что нашелся.

– Вал, Саша, кажется, рожает, мы едем в центр, где мой отец работает, ты можешь приехать?

– Экстренное у нее? На следующей же неделе планировали?

– Получилось сейчас.

– А вы где?

– Я ее везу туда.

– Вы туда звонили? Предупредили?

– Да.

– Отцу своему позвони, пусть тоже подъедет. Я уже выезжаю.

Отключается. Спасибо. За то, что у меня есть такие друзья.

– Он дома, но уже выезжает, – говорю Саше, чтобы успокоить хоть немного.

Отцу. По мне вот так позвонить отцу, попросить о чем-то сложно… Наше общение ограничивалось поздравлениями на праздники и редкими натянутыми разговорами о моих успехах. А сейчас надо позвонить.

Я оборачиваюсь к Саше. Не хочу, но ради нее надо.

Сжимаю руль одной рукой и набираю. Он не отвечает. А я и злюсь и радуюсь одновременно.

– Да, Юра, здравствуй, – папа неожиданно отвечает.

– Пап, ты где сегодня? – назад уже не повернуть.

– На дежурстве. – Я даже выдыхаю. Это знак. Так должно быть значит.

– Пап, нужна твоя помощь. Я везу девушку, у нее планировались роды у вас на следующей неделе, но, кажется, начались сейчас. Лечащий врач и Валера уже едут, можешь, тоже там… быть?

– Кто?

– Елисеева Александра Сергеевна.

– Не помню фамилию. Диагноз какой? Патология?

– Тройня у нее.

– Ааа тройня, девочки, да? Тридцать четыре недели, правильно?

– Саш у тебя тридцать четыре недели? – переспрашиваю, она кивает.

–Да.

– Помню, обсуждали. Так, вези. Я встречу. Через сколько будете?

– Минут десять-пятнадцать еще.

– Схватки с какой периодичностью?

– Саш, схватки у тебя как часто?

– Я не знаю, – стонет в кулак.

– Она не знает. Но не постоянно.

– Давай, аккуратно езжай.

Отключаюсь. Снова красный.

– Мы успеем. Папа там, если что.

Я перекладываю Сашины бумаги, которые лежат у меня на коленях. Тридцать четыре недели. Это не сорок, про которые говорила Вика. С чего вообще эта цифра возникла? Что-то не сходится. Мы думали, что живот большой, поэтому сорок, а живот большой, потому что там три ребенка.

Саша так ничего и не рассказала. Эти документы уже были в моих руках. Тогда решил не лезть в ее жизнь, не нарушать тайну. А теперь… Елисеева Александра. Рост, вес, в феврале семь недель… Семь?

Сомнения и предложения снежным комом в лицо. Я ищу графу отец. Фамилии нет, только моя группа крови. Опять совпадение что ли?

– Саш, чьи это дети?

– Мои. – Огрызается и злится в ответ, – и ты, кажется, говорил, что по чужим документам не лазишь. Выхватывает у меня бумаги.

– Саша! – разворачиваюсь к ней

– Домбровский, можешь жить, как жил. Мне не надо ничего. Кота только моего верни.

– Да что я сделал?

– Тебе перечислить весь список? - кричит не сдерживаясь. – Ты меня бросил, ты папу моего посадил, теперь приезжаешь, целуешь, а живешь с другой женщиной. Этого мало? И не говори, что не так все.

– Не так все. Ты можешь сказать? – не выдерживаю и тоже повышаю голос. – Ты от меня беременна?

Замирает, смотрит.

– Ты их не заслуживаешь. – Как приговор и отворачивается к окну.

Твою мать. Мне сзади сигналят. Я трогаюсь.

– И помощь нам твоя не нужна, обойдемся как-нибудь. Это было мое решение. Я хотела ребенка. А то, что их отец такой м***к, не влияет на то, что я должна была делать аборт.

У меня будут дети. Трое. Лучше бы не спрашивал у нее. Лучше бы думал, что не мои. Дыхание сбивается, как будто это я рожаю. Чувствую, как ей не хватает кислорода.