Я глажу Ахилла, своего мальчика любимого. На все согласна, чтобы его вылечить. Он то посмотрит на меня, то глаза прикроет.

– Прививки?

– По возрасту все сделано.

– Признаков болезни и чего-то опасного нет. Больше похоже на стресс или все-таки отравление. Проведем гемодиализ, почистим его. Потом посмотрим. – Киваю. – Минут тридцать-сорок займет.

Ахиллу выбривают одну лапку, ставят капельницу. Нас располагают в коридоре, где все оборудовано под “зал ожидания”.

Я сажусь рядом с Ахиллом, глажу подушечку на перевязанной лапке. Он даже не пытается вырваться или убежать. Совсем обессиленный лежит.

Юра опускается рядом со стаканчиком кофе, мне протягивает воду. Неудобно перед ним, с работы, голодный, я тут со своими проблемами.

Пластиковый стул не то, что неудобный. Он впивается во все места. Тыковки мои просыпаются, начинают шевелится, становится еще некомфортней.

Я откидываю голову назад, глубоко дышу, чтобы снять напряжение. Прилечь бы, но не тут.

– Неудобно?

– Спина затекает, но я потерплю. Лишь бы с ним все хорошо было.

Я снова меняю положение. Теперь разворачиваюсь спиной к Юре и опираюсь на его руку или плечо. Домбровский не стесняясь приобнимает меня одной рукой, фиксируя.

Я наглею в край, снимаю одну балетку и вытягиваю ногу на стульчике. Так более менее.

– Саш, – шепчет сзади на ухо.

– Что?

– Так ты не дорассказала? Кто у тебя там? И не девочка, и не мальчик. Не кот же? – усмехается и разминает мне поясницу.

Надо бы его отфутболить, но мне так хорошо и удобно. Как в Зазеркалье оказываюсь, где все наоборот.

– Там три девочки.

Три твоих девочки, но сейчас я этого сказать не могу. Странно слышать про такое в ветлечебнице.

Все замирает, останавливается. В моменте на паузе. Даже, если сам все поймет, ну, значит, поймет.

– Три? – переспрашивает, как будто ослышался.

– Да.

– То есть, тройня?

– Да.

Ничего не спрашивает, делает за моей спиной несколько глотков.

– Три? – поднимает руку вверх и показывает три пальца.

– Да, три.

– В одном животе три?

– Да, в одном животе три. А что такое?

– Так это… пффф… как это. У тебя две руки.

– Страшно было бы получить сразу три ребенка? Три дочки? Работать всю жизнь на прокладки и лифчики.

– Ну… ко всему можно привыкнуть.

– Я уже привыкла и готова.

– Ты… у меня нет слов, это подвиг в моем представлении.

– А я тогда трогал твой живот, чувствовал одного? То есть одну? А ты различаешь, кто где?

Я так и сижу к нему спиной, не вижу глаз и выражения лица. Но как будто там и радость, и волнение, и желание помочь.

Пока ему этой информации достаточно.

– А где они? Ты различаешь?

– Тебе интересно?

– Отец как-то рассказывал про тройню, но я не представлял, как это на самом деле.

– Две лежат по краям, – показываю руками, где головки, одна в центре, чуть ниже, вниз головой.

– А это нормально? Не опасно для ребенка?

– Вроде нормально.

– Сань, я подумал, а Ахилл об этом знает, может у него поэтому стресс? Ну, то есть я не хочу показаться странным, но, если он тебя понимает, то может, узнал, что там трое и захандрил?

– Я ему давно сказала, поэтому, если он все понимает, то это не из-за тройни.

– Может, паникует?

– Он кот, они не испытывают эмоций. У него рефлексы.

– Когда он ел последний раз?

– Пару дней не ест. Я думала сразу, что воротит нос от корма, но потом начала давать и другие продукты, все равно не ест.

– Вот я заходил к тебе на той неделе, он ел?

– Ты ушел, я отдала ему твою сметану, он не ел ее.

– Я здоров, сдавал анализы на днях, Валера сказал, все хорошо. Так что, даже, если он ночью втихаря лизнул, это не от меня.