Что может быть особенного в обычном бегуне? Почему у меня так горько, будто плачет, сжимается сердце?

Спортсмен поравнялся со мной, и я отвела взгляд, боясь, что он заметит. Лицо запылало от стыда, но я продолжала с болью вслушиваться в звук ритмичного дыхания.

Во время следующих кругов оно будет учащаться, скорость падать, но мужчина с поразительным упорством сделает десять кругов по парку. И каждый раз я буду тайком смотреть на него, но так и не смогу разглядеть в темноте его лицо, скрытое капюшоном.

Я поняла, что не дышала все время, пока незнакомец пробегал мимо. Как только он скрылся вдали, я схватилась за грудь, пытаясь выровнять дыхание.

Такая сильная реакция… на кого? Я не знала его. Почему я вела себя так, словно вернулась в школьные годы и вновь стала влюбленным подростком?

Сердце колотилось как ненормальное, и я, уступая внутренней потребности, несколькими штрихами придала яркости силуэту на картине. Он идеально вписывался в композицию, придавая ей живости, и в этот раз я решила его оставить. Размытый набросок моего греха…

С каждым новым кругом я мысленно считала, сколько осталось наслаждаться. Мое сердце снова и снова пускалось вскачь.

Иногда мне мерещилось, что бегун тоже поглядывает на меня, и тогда волоски на затылке поднимались дыбом, хотя я и понимала, что он смотрит на все попавшиеся по пути предметы – не мог же он бегать с закрытыми глазами.

Когда спортсмен сделал десятый круг, я собрала мольберт. Заметно похолодало, аллеи окончательно опустели, детские голоса и собачий лай стихли, и мне пора было возвращаться домой.

На выходе из парка у ажурных ворот продавали хот-доги и напитки, и я решила взять себе минеральной воды, чтобы промочить горло.

- Негазированную, Сэм, - одновременно со мной раздался чуть запыхавшийся хрипловатый голос мужчины и появилась рука в знакомой толстовке. Торопливо бегун положил на прилавок деньги.

Продавец завис, колеблясь, кому из нас двоих отдать бутылку воды, по стечению обстоятельств оказавшуюся последней, в то время как я безуспешно пыталась справиться с волнением. Меня окутало ароматом мужского разгоряченного тела, мускатно-древесным, невероятно притягательным и совершенно не отталкивающим.

Я не должна была смотреть ему в лицо, нет. Уж лучше бы он навсегда остался для меня безликим силуэтом, слегка омрачающим мою красивую и идеальную жизнь, но не разрушающим ее основательно. И все же я повернула голову – удержаться воли не хватило.

Он мог оказаться уродливым, старым или чересчур молодым, или даже просто обычным, ничем не примечательным мужчиной. Это позволило бы мне, наконец, вздохнуть с облегчением, посмеяться над собой и забыть этот странный эпизод моей жизни, наполненный непонятным предвкушением любовного томления.

Но, словно судьба издевалась надо мной, я обнаружила очень интересного мужчину: удлиненное лицо с волевыми скулами и прямым носом, чувственные губы и слегка завивающуюся шевелюру, растрепанную после бега и сексуально налипшую на высокий лоб. Щетина недельной давности добавляла строгому образу еще больше привлекательности и мужественности.

И со всего этого великолепия на меня смотрели необычайно пронзительные, светло-серые и яркие, точно драгоценные топазы, потрясающие глаза.

- Берите вы, - уступил незнакомец, наверное, решив по моему лицу, что если я не выпью воды, то грохнусь в обморок.

- Нет, что вы, вам нужнее, - взяла себя в руки я, порадовавшись хотя бы за то, что не покраснела, как школьница, а наоборот, побледнела.

- Я настаиваю, - улыбнулось совершенство, заставив меня с досадой прикусить губу из-за того, что я никак не могла найти в нем хоть что-то отвратительное, способное утихомирить взволнованное биение сердца. Я люблю Малкольма, я люблю мужа, мы вместе уже шестнадцать лет!