– Я был бы признателен, если бы кто-то из вас, прекрасные монны, пожертвовал мне хоть небольшой клочок ткани, – пробормотал он. – Ради вашего же… душевного комфорта.

– Если ты, принц, думаешь, что мой душевный комфорт может пострадать от вида мужского возбуждения, то глубоко ошибаешься, – язвительно сказала Илва, но при этом задрала подол платья и рванула, значительно его укорачивая, и швырнула полосу ткани дракону. – А монне Эдне до тебя и вовсе дела нет, так что это уж скорее пожертвование в пользу твоей скромности!

Раффис не стал пререкаться, а просто зажал в зубах край артефакта, пока сооружал себе некую набедренную повязку, используя практически лишь одну здоровую руку. Ясно, что отдавать золотую пластину никому из нас он пока не собирался. Закончив, принц сдернул с плеча Илвы котомку, повесил на свое здоровое, отправив туда артефакт, подхватил с земли мой узел с ценностями и просто зашагал в ту сторону, в которой скрылись Кастал и Ко, даже не оглядываясь. Ну и зачем бы, нам ведь теперь некуда деваться, кроме как тащиться за ним! И этот юноша казался мне милым и чутким, явной противоположностью моему личному властному самодуру-деспоту? Как же людей, и не только их, меняет свежий воздух!

– Я смотрю, на природе мужики моментом дичают и превращаются в неандертальцев вне зависимости от того, какой они породы, – пробормотала я, и Илва только кивнула, выглядя задумчивой и недоумевающей одновременно.

Несколько часов мы продирались сквозь заросли, следуя за принцем, сопровождаемые все теми же недружелюбными пересвистываниями вокруг. Причем чем дальше, тем больше. От голода желудок скручивало все сильнее, а во рту пересохло окончательно. Но я старалась не думать об этих неудобствах, чтобы не потерять бдительность. Хотя чем она поможет, если кто-то решит всадить мне стрелу между лопаток? И без того высокие местные деревья постепенно стали по-настоящему огромными, со стволами, которые вряд ли могли бы обхватить пять человек, взявшись за руки, а теряющиеся где-то далеко наверху кроны – такими плотными, что казалось, опять наступили сумерки. Кора их напоминала глинистую почву после долгой засухи – красноватая и покрытая глубокими извилистыми трещинами. Зато на земле растительность почти пропала, превращаясь в подобие коротко стриженого газона, и идти было легче, что оказалось весьма удачным, учитывая, что я все с большим трудом передвигала ноги. И, естественно, мое воображение не пропустило возможности подкинуть воспоминание о том, как тяжело давалось мое первое путешествие по лесу в этом мире. Эх, хоть голодать тогда не приходилось! Задумавшись об этом, я пропустила момент, когда на деревьях стали изредка попадаться приличных размеров плетеные конструкции, больше всего напоминающие гнезда африканских птиц-ткачиков. Сообразила, что мы, собственно, уже находились на территории своеобразного поселения, только рассмотрев эти большие шары из веток на каждом стволе вокруг. Кроме того, у подножий самых больших древесных гигантов видны были аккуратные отверстия в земле, куда свободно мог войти человек в полный рост. Кастал стоял перед одним из них и спокойно дожидался, пока мы подойдем, в то время как все вокруг пришло в движение. Круглоглазые десятками спускались сверху, а всевозможные другие существа появлялись из-за деревьев и выходили из «нор». И все они смотрели на нас, мягко скажем, недружелюбно. Точнее не на нас, а на драконьего принца.

Свистящее и шипящее, пропитанное откровенной ненавистью «Рафф-ффи-и-ис-с-с-с-с!» доносилось отовсюду, хотя никто вроде кидаться на нас пока не собирался. И на том спасибо.