Иммунитет к неизбежной подлости любой войны здесь, кажется, у всех. Ростовчане знают: войны бывают неофициальные, могут называться очень по-разному – контртеррористическая операция, ввод ограниченного контингента, миротворчество – или вообще никак. Поиски тел ветераны не одобряют: «Пока власти не придумают версию, как они там оказались, все будут молчать. Если выяснится, что там наши – и именно те, кто воевал, кто с опытом, с военником, со специальностью, – пиндосы введут армию. Они же и так говорят, что там русские военные, но пока бездоказательно. Если это все выплывет – иностранные государства уцепятся». Такая же сознательность распространена и среди гражданских лиц – медсестер, сотрудников моргов и чиновников. Родственников просят понимать «политический момент».

…Военкомат связывался с Женей перед Новым годом. «Прислали письмо на старый адрес: «Позвоните по этому номеру, мы собираем сведения». Он набрал: «Я живой, все нормально». А они: «Ой, как хорошо, мы запишем ваш номер телефона, позовем на 23 февраля, будет праздник, медаль вручим». И все. Не поздравили потом, ничего… Может, это и не совпадает с этими событиями…»

Многие видели эту подборку. «Фотографии убитых колорадов 18+». Мертвые лица на кафеле, опубликованы 31 мая украинским блогером с предисловием про «отвратительное зрелище». Быстро пролистываю текст, но Ляне все равно. Ляна находит Женю шестнадцатым. Досматривает остальные фото, требует пересчитать – 56 лиц. «Здесь, наверное, и те, кого не вывезли. Кто-то еще не знает, что их близкий погиб».

Возвращается к Жениной фотке.

– Не похож. Цепочка да, вроде была такая… Уши не торчат. Голова вообще не похожа, лицо. Но татуировки похожи. Смотри, тут все как четко, а у него давнишние, смазанные. Нет, у него брови не такие. У него маленькие… Весь оброс. Блин, наверное, да. Вроде да. Цепка. Цепка у него была такая. Ноздри, нос. Он. Все. Это он.

Жара. Стоим у бетонного блока, чуть левее, чем стояла та, другая семья. С утра один из ветеранов дозвонился до хирурга 1602-го госпиталя, который пообещал нам сделать пропуск на территорию. Через проходную не войти: с недавних пор пропуск в морг – только с разрешения начальника госпиталя. Начальник госпиталя в морг не пускает никого.

Хирург отъехал по делам, ждем. Ляна, ее друзья Даша и Игорь топчутся у блока. Подруга пересказывает новости: оказывается, у Андрика скопилось много машин ушедших, и машину Жени он отдавать не хочет, «пока все не выяснится». «Мне все равно, – говорит Ляна. – Мне, главное, Женю обратно получить».

Приходит хирург, вместе с ним немолодой человек в форме с нашивкой «Рудин» на груди, представляется дежурным офицером. Ляна почти не шевелится. Хирург, как будто мы не созванивались с утра, спрашивает: «Ну что у вас?» Вдалеке за беседой наблюдают два охранника.

– У меня муж погиб. Мне нужно посмотреть, убедиться.

– Ну у нас сто процентов его нет. Может, в судебно-медицинской экспертизе?

– Спросил судмедэкспертов, они тоже сказали, никого нет у них, – отвечает хирургу Рудин.

– Мы хотим посмотреть в списках.

– У меня нету списков.

– В морг как-нибудь пройти. Пожалуйста.

– Ну прямо в морг? Как пройти? – вроде как удивляется врач. – Кто отвечает за проникновение в морг?

– Проникновение? – уточняет Рудин.

– Ну как там? Начальник отдела? Но его там нет сейчас сто процентов. Там никого нет. Я спрашивал.

– В морге лежат только те, кто умерли в госпитале. Больные, просто больные, обыкновенные.

– Я не патологоанатом, – говорит хирург. – Я не обладаю о погибших никакой информацией. Если бы они были раненые, я бы их знал.