— Что? Ты сейчас серьезно? — откровенно ржу.

Отец прищуривается. Сжимает пальцы, мирно лежащие на столе, в кулак.

— А игры кончились. Пора взрослеть, сынок.

— А ниче, что у меня контракт?

— Неустойку выплатим. Не обеднеем. Тебе сейчас о семье думать нужно. Ребенок — это ответственность. Большая.

— То есть ты за меня все решил? — откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди.

Именно в этом наш конфликт с отцом. Он привык все и всегда решать за других!

— Сам ты у нас не в состоянии, до двадцати трех лет дожил, а из пубертата никак не вылезешь. Поиграл в актера — и хватит.

Веду языком по верхним зубам. Занимательно все получается. Шикарно просто. Улыбаюсь.

Мама встревоженно смотрит то на меня, то на отца.

— Лёша, не нужно так радикально. Можно же все обсудить.

— А нечего больше обсуждать, Вил. Мы столько лет «обсуждаем», давно пора было его приземлять.

— А если нет? — смотрю отцу в глаза. — Я могу сейчас содержать и себя, и Алёну, и как минимум троих детей, — вздергиваю бровь, и отец багровеет.

— Сейчас, — папа улыбается, точнее, скалится. — Вот именно, что сейчас. А дальше? После сериала ты что делать будешь? Уверен, что финансы не просядут? Знаешь, сколько актеров-однодневок на этом рынке? И не забывай, что квартира, в которой ты живешь, машина, на которой ездишь, это все из моего кармана куплено, сынок.

— Вернуть? — стискиваю зубы.

До такого мы с ним еще никогда не опускались.

Отец окидывает меня злобным взглядом, матерится и резко поднимается из-за стола. Уходит в кабинет.

Мама разочарованно качает головой, когда на меня смотрит, и идет следом за папой.

Тру виски, упираясь локтями в стол. Как меня все это достало!

Через двери и толстые стены слышу, как орет отец и как мама пытается его успокоить. Отодвигаю от себя завтрак и выхожу на улицу. Половина восьмого утра. Алёна скоро должна поехать на учебу.

Сажусь в тачку и сразу звоню Исаевой. Пока слушаю гудки, размышляю над тем, как все выгодно складывается для папы. Он спит и видит вернуть меня в этот город и усадить в свое кресло. Ситуация с ребёнком от Алёнки для него просто сказка.

— Привет, Матвей.

Вздрагиваю от Алёнкиного голоса из динамика. Сглатываю.

— Привет. Сможем увидеться?

— Сейчас?

— Ага.

— Хорошо. Я Нину в сад отвела, могу подождать тебя на остановке возле нашего дома.

— Десять минут, — смотрю на часы.

— Ладно.

— Ты тогда…

Договорить не успеваю. Алёна отключается. Бросаю телефон на соседнее кресло и ускоряюсь. К остановке приезжаю на две минуты позже обещанного, потому что какой-то баран на светофоре перегородил всем дорогу.

Выхватываю Алёну глазами еще метров за триста от остановки.

Притормаживаю у бордюра и тянусь к ручке двери со стороны пассажира, чтобы открыть.

Алёна поворачивает голову, видит меня и суетливо, осмотревшись, семенит к тачке. На ней джинсы и теплая куртка. Осень в этом году холодная.

— Привет, — мажу губами по Алёнкиной щеке, как только она садится в машину, и вскользь касаюсь ладонью живота. Случайно. Это выходит случайно, но меня слегка подбрасывает. Начинаю мандражировать, если честно.

Алёна молча кивает и щелкает ремнем безопасности.

— Задержался. Прости. Вчера не вышло приехать и…

— Я, вообще, не особо надеялась, что ты вообще приедешь, — пожимает плечами.

Вот это поворот. Ловлю ее взгляд. Смотрю в глаза, которые она тут же отводит.

— Почему? — проговариваю медленно.

— Не знаю. Так чувствовалось.

— Понятно, — вцепляюсь в руль и встраиваюсь в поток.

Пока едем, сам не понимаю куда, постоянно кошусь на Алёнку. Рассматриваю. Оказывается, что не видеть ее месяц куда больнее, чем мне раньше думалось.