Прячу телефон обратно в карман. Следующие три часа проходят под камерами, с площадки планирую ехать домой. В глаза словно песка насыпали.

— Мот, — Захар ловит меня у тачки. — Мы решили в бар заскочить.

— Какой бар в восемь утра? — упираюсь ладонью в капот.

— Есть такие, — лыбится.

Бегло оцениваю ситуацию и свое состояние. Завтра у меня нет съемок, а мозг вот-вот лопнет от происходящего. После обеда я собирался ехать в наш город, чтобы поговорить с Алёной вживую, как ей и обещал.

— Мы на часок. Задолбались все сегодня. Отбиваться от коллектива…

— Да понял я, понял, — открываю тачку.

— Лучше на такси, обратно ты как на ней поедешь? — бьет ладонью по крыше моей машины.

— Ну, поехали тогда уже.

В баре начинает крутить еще сильнее. Отовсюду льются разговоры, и они, естественно, не только о работе. Трещат обо всем. Краем уха слышу, что кто-то рассказывает про залетевшую девку, с которой потрахался пару раз, и теперь собирается отправлять ее на аборт. Когда разговоры вообще уходят в сторону детей, не улавливаю. У нас молодой каст. Средний возраст — двадцать два года, плюс-минус. Поэтому дети и беременности воспринимаются в штыки.

Откидываюсь на спинку дивана затылком и прикрываю глаза. Какой по счету стакан пью, понятия не имею. Домой приезжаю около часа дня и засыпаю на диване в гостиной.

Прихожу в себя глубокой ночью. Башка трещит. Кажется, последний шот был лишним, ну или последних четыре как минимум.

Тянусь за телефоном, который все это время валялся у дивана на беззвучном. Чекаю пропущенные — восемь. Все от матери.

Тру лицо. Поднимаюсь на ноги и иду в душ. По дороге заглядываю в холодильник и достаю бутылку воды. Зажимаю смартфон плечом. Жадно глотаю минералку и слушаю гудки. Десять вечера. Спать она точно не должна.

— Ну наконец-то! У тебя совесть есть?

Ма наезжает без приветствия. Высасываю остатки воды из бутылки, сминаю пластик и выкидываю в урну.

— И тебе привет, — смотрю на себя в зеркало, уже в ванной. Рожа помятая. — Работал, — вру. — Позвонил как смог.

— А перерывов у вас не бывает? – язвит мама.

— Чего ты хотела?

— Я? Спросить, как тебе там живется?!

— Нормально, — настраиваю воду в душе до комфортной температуры.

— Рассказать ничего не хочешь?

— Что, например?

— Что я бабушкой скоро стану.

В горле мгновенно образуется ком. Сглатываю и выключаю воду.

Это уже интересно. Она откуда знает? Алёнка рассказала? Типа так сильно во мне не уверена, что побежала к моей матери?

— И? Что замолчал? Матвей, у тебя мозги есть вообще? Ей девятнадцать лет! У девочки вся жизнь впереди. Что ты творишь? Мы тебе с отцом в свое время вроде о презервативах рассказывали!

— Ага. Рассказывали-рассказывали, — хватаю с тумбочки сигареты и выхожу на балкон в одних штанах.

Холодный воздух бодрит немного. Щелкаю зажигалкой. Затягиваюсь.

— Скажешь, может быть, что-то? — мама шумно выдыхает.

— Что ты хочешь услышать?

— Например, как ты будешь это разруливать. Я тебя очень люблю, сынок, но ты и дети, по крайней мере сейчас, это же просто два разных полюса.

— Справлюсь, — выпускаю дым.

— Как?

— Мам, не начинай, а!

— Не начинай, ма! Ну конечно. Я это уже миллион раз слышала. Алёна — хорошая девочка, ты ей жизнь сломал. Ты хоть это понимаешь вообще головой своей!

— Она тебе типа жаловаться прибегала, что ли? — злюсь.

— Ей такое не ляпни только. Мы случайно столкнулись в женской консультации, мне нужно было забрать свою карточку, а она анализы сдавала. И тем не менее я возвращаюсь к своему вопросу: ты что делать думаешь?

— Часа через четыре буду у вас. Завтра с ней встретимся и поговорим.