Капризный ребёнок, как сказал вчера Богдан.

Чёрт.

Подхожу к окну, став спиной к обоим, и пытаюсь привести мысли в порядок: Бо хочет, что мы с Костей всего лишь убедили остальных, что конфликт между нами исчерпан – никто не заставляет меня по-настоящему прощать его и уж тем паче относиться как к другу.

Что ж, такое я смогу выдержать – фальшиво улыбаться, когда он рядом, и делать вид, что между нами всё в порядке. Никто ведь не запрещает мне и дальше говорить ему всё, что я о нём думаю, когда рядом не будет свидетелей.

– Пусть будет по-твоему, – отвечаю наконец, повернувшись к обоим лицом.

Ловлю на себе довольных взгляд Кости, который снова меня раздевает глазами, и чувствую, как у меня подскакивает температура.

Это что? Я заболела? Только этого не хватало!

Я чувствую внутренний дискомфорт, к которому совершенно не привыкла, и направляюсь к двери, когда слышу за спиной Богдана.

– Я пригласил чету Матвеевых в офис сегодня, и будет лучше, если после встречи именно Костя отвезёт тебя домой – для пущей убедительности.

Спотыкаюсь на ровном месте, потому что... С какого это рожна я должна ехать с Матвеевым на его машине к себе домой? Неужели это настолько необходимо?!

Не оборачиваюсь, чтобы снова не наткнуться на довольную рожу Кости, но с достаточной силой хлопаю дверью, чтобы они оба поняли, насколько я в «восторге» от этой новости.

Чтобы ненароком не взорваться от злости во время рабочего процесса, выбрасываю из головы к чёртовой матери всё, что хоть как-то может напоминать о Матвееве; даже отключаю телефон, потому что Бо может прийти в голову ещё какая-нибудь «оригинальная» идея, от которой я точно потеряю голову. Это слегка выходит мне боком, когда у Николая Александровича не получается до меня дозвониться, но я выкручиваюсь, впервые в жизни соврав своему боссу: батарейка села, и гаджет отключился. Поворчав для приличия, он отпускает меня домой на целый час раньше положенного, и я буквально лечу в сторону лифта, искренне надеясь, что смогу улизнуть до того, как кому-нибудь вздумается меня остановить.

И даже успеваю вызвать машину по служебному телефону, вот только Аверин будто мысли мои читал – ну или Николай Александрович предупредил его о моём уходе – потому что путь к лифтам перегородила его мощная фигура.

– Куда-то собралась? – с ехидной улыбкой спрашивает он.

Тяжёлый вздох; пальто на сгиб локтя; глаза к потолку.

Господи, ну за что мне всё это?

В переговорной – как иронично, ха-ха – уже сидит семья Матвеевых в полном составе, и с беспокойством смотрят в мою сторону, будто я сейчас снова выкину что-нибудь эдакое, от чего им вновь придётся краснеть. Но я грациозно пересекаю просторное помещение и опускаюсь на стул напротив Кости, стараясь смотреть на него без ненависти, но весьма красноречиво – пусть не думает, что я так просто сдамся или забуду.

А после устремляю всё своё внимание на Матвеевых-старших, подключив обаяние, на которое только была способна.

Не припомню, чтобы за всю жизнь мне пришлось врать в таких объёмах, как я делала это сегодня вечером. Да ещё этот Костя, который ни разу за всё время не отвёл от меня глаз – будто я сидела перед ним без одежды; это нервировало, чего со мной не случалось ещё со школы, но я старательно игнорировала его присутствие. Помню, что постоянно улыбалась, и от этой фальшиво-милой улыбки уже болели щёки, и хотелось спустить на ком-нибудь пар.

Например, на Матвееве, который как раз поднимался на ноги, любезно протягивая мне руку, помогая встать, чтобы отвезти домой лично. Зато я могла собой гордиться – не испепелила его взглядом, хотя очень хотелось, а послала ему открытую улыбку, от которой Костя почему-то завис.