Валерка отлично играл в волейбол. Высокий, спортивный, но девчонки почему–то боялись его. Было в нем что–то отталкивающее. Ким говорил, что его друг – нормальный парень. Ну идиот с девчонками. Со многими бывает. А так нормальный.

Третьего декабря, через четыре дня после празднования дня рождения Кима, Валерка возвращался с матча. Он был в приподнятом настроении, поскольку его команда выиграла чемпионат города, и когда трое парней окликнули его, подошел к ним с видом победителя, с видом человека, которому сегодня покорилось значимое, весомое. И когда они спросили его: «Закурить не найдется?», – он ответил: «Не курю, и вам не советую».

А нельзя советовать выпившим, злым, бездомным, замерзающим. Если бы он ответил простое «нет» и, развернувшись, ушел, может быть ничего бы и не случилось. Если бы он вообще ничего им не ответил, а быстро прошел мимо, может быть они разозлились, но не стали бы его догонять. Хмурые, злые, усиленно соображающие, где достать на сигареты и на бутылку. Но он улыбнулся им прямо в их мрачные лица и он посмел высказать свою точку зрения, свой совет, который им был совершенно не нужен.

«Ты охуел что ли, советы советовать, черт?», – грубо спросил один из них.

Вот в эту секунду Валерке бы развернуться и уйти, вот в это мгновение понять бы их состояние, их настроение, вот сейчас бы подумать, прежде чем сказать что–то на прощание. Но он открыл рот и возмущенно воскликнул:

«Сам ты черт!»

Налетели так, как будто давно этого ждали, как будто что–то невидимое, злое, страшное подчинило себе эти три темные души и бросило их на него. Били со всей ненавистью к этой улыбке, к этим светлым глазам, не замутненным ничем, к этой спортивной сумке, к этим ногам в кроссовках. Топтали Валеркино лицо, ломали руки, ломали молодость, юность, силу, саму жизнь.

В какой-то момент Валерка изловчился и укусил за ногу одного из них, за что получил страшный, решающий удар в голову и потерял сознание.

Прохожие шарахались, не желая связываться, не желая быть свидетелями, стараясь не видеть этих лиц, не пытаясь запомнить, как выглядят эти люди. Бежали вперед, тащили за поводки своих собачек, тянули детей. Не мешали, зная, что это не их дело, что это их не касается.

Валерка скончался от полученных травм по дороге в больницу. Тех троих не поймали, потому что не было свидетелей, потому камеры на домах и магазинах не работали или работали, но как вычислить в сумерках из нескольких тысяч жителей квартала тех самых? Может быть они вообще залётные, может с другого конца города.

Если хоть кто–то из прохожих потрудился бросить хоть один внимательный взгляд на убийц, то заметил бы, что один из них хромал и тряс головой, ввиду какой-то болезни, у другого был шрам на все лицо, а третий, долговязый, сильно сутулился. Если бы хоть одного запомнили, то обязательно нашли бы всех, потому что каждый из них примелькался в супермаркете на соседней улице, потому что у двоих из них уже были судимости. Но никто не хотел стать невольным свидетелем, никто не хотел что бы сейчас, перед самым новым годом, что–то угрожало покою, привычной жизни. Потому у полиции не было зацепок. А может и полиции не хотелось заниматься этим делом сейчас перед самыми праздниками.

Могилу Валерке выкопали рядом с могилой его отца, умершим ещё когда сыну было три года.

На похоронах Ким стоял рядом с памятником и вглядывался в лицо человека, похороненного пятнадцать лет назад. Стриженный под "ёжик" Валеркин отец улыбался и смотрел с чёрного камня тем тёплым взглядом, которым смотрел на Кима в тот день, когда «заглянул» в гости к сыну.