– Нет. Я всё рассчитал. Я доберусь, пока нас не накроет бураном, до ближайшей железнодорожной станции. Поезда ходят. Куплю билет и доберусь до Новосибирска быстрее, чем откроют автомобильную трассу в его сторону. Мне надо успеть за 3 дня. Я должен успеть.

– Но почему ты не хочешь взять меня?

Роман посмотрел на меня, устало вытянув ноги.

– Потому что я поеду на развалюхе, которую здесь бросили военные, и чинил автомобилист любитель. У меня разбит телефон, но даже если бы он работал, пришлось бы ехать без навигатора, интернета нет и не будет. Я поеду по обычному атласу автомобильных дорог. Это безумный риск. У меня нет выбора. Если не отвезу флешку на конкурс, работа нашей компании в течение 3 лет – псу под хвост. Я буду рисковать собой только потому, что должен добиться результата не только для себя, но и для всей фирмы. Я за них отвечаю. И рисковать ещё кем-то я не хочу.

Я уже почти плакала от отчаянья! На него не действовали ни уговоры, ни просьбы.

– Это потому что я неприспособленная? Потому что не могу вставлять одеяла в порванные пододеяльники и не понимаю, как можно пить воду из крана?

Роман поднялся на ноги.

– Это потому, стрекоза Алиса, что мне и без тебя там будет тяжело. Самому терпеть, сжав зубы, проще, чем уговаривать и упрашивать человека, который не приучен ни преодолевать трудности, ни терпеть. Одному легче, а мне нужен результат. – Он грустно улыбнулся и взял меня за руку. – Хватит разговоров. Пойдём, я отведу тебя к спальному месту. Тебе надо отдохнуть, да и мне выспаться перед дорогой не помешает.

В его глазах была такая непреклонность, что я не стала упорствовать. Такие глаза бывают у отца, когда ему нельзя перечить. Глупо и небезопасно.

Рома завёл меня в тёмную комнату. Там на матрасах, постеленных на пол, спали женщины. Гранин, оставив дверь открытой чтобы ориентироваться в свете из коридора, бесшумно утащил меня к противоположной стене.

Подвёл к свободному спальному месту и качнул головой. Я всё поняла без слов. Сняла шубу и села на холодный матрас. Рома не стал дожидаться, пока я улягусь, и вышел.

Чувствуя себя никому не нужной, я легла на бок, лицом к окну. С улицы лился тусклый свет раскачивающегося на ветру фонаря. Снегопад усилился.

Я уже собиралась закрыть глаза и укрыться шубой, как заметила тонкую, едва различимую тень. Она спускалась от подоконника прямо ко мне. У меня моментально заледенели руки, и я резко села на матрасе, зажав рукой рот.

Паук был небольшим, но страшным. Он спускался на тонкой паутине прямо ко мне. Руки и ноги моментально стали ледяными. Сердце так быстро молотило, что могло проломить грудную клетку.

Мне было не просто страшно, меня сковал ужас. Свитер моментально промок. Ладони стали липкими от пота. И чем ниже спускался паук, тем больше мне не хватало воздуха, словно мне на шею накинули удавку.

Кричать было нельзя. Вокруг спали люди. У кого-то из женщин, на матрасе лежал ребёнок. А стоит разбудить хоть одного малыша, как всё здание наполнится детским плачем.

Закусив основание большого пальца, чтобы не закричать, я встала на четвереньки. Сгребла шубу и сумку. Стараясь не смотреть в сторону окна, поднялась на ноги и медленно, стараясь не шуметь, вышла на цыпочках в коридор.

Арахнофобия не давала мне жить в детстве, но терапия у психолога, лекарства и время, значительно улучшили ситуацию. Свели неконтролируемый ужас к неприязни, но сегодня меня накрыло, как в детстве.

Я была готова выбежать на улицу и отправиться в Новосибирск пешком. В буран, в метель, лишь бы только не оставаться в пространстве, где есть пауки.