Так обычно поступал мой дед. Маленькой мне ужасно нравились его допросы. А больше всего гримасы, что строили неподготовленные к его прямоте люди. Там было всё: от отвращения и испуга, до шока и удивления.

Как же я теперь сочувствую этим людям. Но и безумно рада их опыту, который в данный момент позволил мне с достоинством снести, казалось бы, безобидное любопытство милой старушки.

– Признайся, – обращаюсь к Алексу, прогуливаясь с ним в качестве экскурсии по дому, – Ты натравил на меня Екатерину Дмитриевну (так представилась старушка)? Всё испытываешь меня?

Ленка и старушка, скинув на меня мытьё посуды, ушли. Сказала бы даже, что сбежали. Глава охотно разделил со мной сею учесть, а после предоставил локоть для «прогулки». Общее дело постепенно помогло нам сгладить углы и перевести общение в разряд – нормально.

– Вовсе нет, – хмыкнул Алекс, – Характер её таков. А ты стойкая. Не каждый без грубостей снесёт такое. К тому же я заметил, что и тебе палец в рот не клади.

– Сказывается вбитое с детства правило: «Уважай старших».

– Даже странно в наше время слышать такое. К тому же от столь юной особы.

– Так сказал будто сам старик.

– Ну, старик не старик, а сороковник скоро.

– Сколько?!

Шок заставил остановиться и взглянуть на главу внимательней.

– Тридцать восемь.

Кривая ухмылка мужчины отчего-то заставила замереть. Его тонкие губы манят, обещая блаженство. Рука сама поднялась, желая огладить невероятно гладкую, без единой морщинки, кожу лица мужчины. Не стала противиться.

– Обалдеть, – шепчу, боясь спугнуть момент, – Я думала, лет двадцать пять, не больше.

Пальцами правой руки оглаживаю скулы, щеку, подбородок. Ухмылки уже нет. Губы плотно сомкнуты. Не задумываясь тяну пальцы к ним, но гулкое переглатывание Алекса заставило снять наваждение. Резко отдёргиваю руку и отворачиваюсь. Даже жмурюсь, мысленно коря себя за несдержанность.

– Почему волки? – желая сгладить неловкий момент, спрашиваю первое, что пришло на ум.

– Что? – сипло переспросил мужчина.

Вздрагиваю. По телу прошла дрожь.

«Что случилось? Почему я так реагирую? Неужели, не видевшее долгое время секса, тело, решило взбунтоваться именно сейчас?»

Собираюсь с силами и поясняю:

– Почему из всех животных ты решил заботиться именно о волках?

– Волках? А, волках, – Алекс прочистил горло и продолжил, – Мы заботимся не только о волках. Просто началось всё с двух маленьких волчат, которых как-то нашли в капкане. Возникла идея. И теперь у нас своего рода центр реабилитации для всех диких животных, который стал чуть ли не самым эффективным. Наши выпускники лучше всех адаптируются к условиям родного дома. К нам отравляют большую часть найдёнышей. Но, к сожалению, это не решает всех проблем. Таких малышей с каждым годом становиться всё больше, а финансирования нет. У нас есть медвежата, лисята, рысята. Да, волков чуть больше, так как их выводки больше и их, как правило, недолюбливают и даже, когда не требуется пытаются уменьшить численность. Истребить вовсе. Благодаря тому, что рядом заповедник нам удаётся не только вырастить их, но и дать начало дикой жизни.

– Это, благородно. Наверно.

Теперь и мой голос сел.  И всё из-за того, что волнение и замешательство вдруг, без перехода, сменилось страхом и негодованием. Пусть я сама завела эту тему, но любое упоминание о волках, и я вижу скалящуюся пасть, что когда-то клацала прямо в моё лицо. Вспоминаю тот страх и оцепенение, когда двенадцатилетняя я, сидя на сырой земле, жалась к стволу дерева, которое увы никак не могло защитить от разъярённого волка. Потом темнота и эта же пасть раздирает горло моего отца, а вторая пасть, другого волка, помогает.