– Позвоним?

– На месте разберёмся.

– Слушай, если поразмыслить, то мы с тобой поженились… Сколько лет тебе было? Как ему сейчас. А мне?

– Так времена-то разные. Сравнила, конечно. И потом, солнышко, ты, по-видимому, забыла наши обстоятельства. Мы не могли не пожениться. Был залё… – он запнулся на полуслове.

Жена отвернулась к окну.

– Ладно, беременность.

Диана молчала. Так они и ехали. Аким смотрел на дорогу, она – в окно. Оба вспоминали знакомые с юности места. Двадцать два года назад они здесь бывали. И даже не подозревали, при каких обстоятельствах окажутся здесь вновь, не предполагая, какие неожиданности их ждали в конце извилистой дороги в окрестностях Севастополя.

Они подъехали к шлагбауму… Аким вышел, поговорил с охранником, и тот открыл дорогу. Когда они ехали по территории бывшего студенческого лагеря, а нынче молодёжного дома отдыха «Виноградная лоза», сердце его защемило. Ему казалось, будто время перенеслось снова в те дни, когда ему был двадцать один год.

Домики вдоль моря выглядели как тогда, даже цвета такого же – тёмно-зелёного.

– Акимушка, невероятно. Как это? Что, их с тех пор не реконструировали?

– Какие ты сложные слова произносишь, Ди. Всё? Значит, мир?

– А мы разве ссорились? Ты ведь не стал говорить жуткое слово «залёт». Назвал вещи своими именами. Беременность – это так прекрасно. Скажи?

– Твои капризы неподражаемы, любимая. Надо сына нашего найти и посмотреть на его избранницу. Подумать только, сколько лет…

– Двадцать два, Акимушка, – продолжила Диана. – Я тогда была на шестом месяце беременности, – последнее слово она произнесла почти по слогам, пристально глядя на мужа.

Аким посмотрел на неё рассеянно, остановил машину, сказав:

– Пожалуй, пойду покурю. Ты посиди или погуляй, хорошо, дорогая?

Выйдя из машины, он направился в сторону домиков.

Воспоминания нахлынули внезапно и настолько отчётливо, словно он смотрел киноленту. При жене Аким изо всех сил старался курить спокойно, растягивая сигарету на подольше. Если бы он начал курить одну за другой, Диана бы почувствовала его состояние, а он совсем не хотел ей его показывать.

Лето восемьдесят первого года. Они вместе с Дианой учились в Ленинграде, и после окончания четвёртого курса их группу направили проходить практику в Севастополе. Они тогда ждали ребёнка, и она очень просила его остаться в городе с ней. По семейным обстоятельствам ему бы разрешили. Аким вполне понимал, что остаться было возможно, и тем не менее, несмотря на её настоятельные уговоры и слёзы, всё-таки уехал в Севастополь, мотивировав тем, что семью ему кормить, поэтому образование до́лжно получить качественное, а значит, и практику надо пройти полноценную, а не фиктивную. И добавил, дескать, потом надо будет курсовую работу писать и защищать. Она пошумела, однако, как ни странно, с его доводами согласилась, совершенно успокоившись. Он улетел вместе с их студенческой группой с лёгким сердцем. Провожать мужа она не поехала опять-таки из-за своего интересного положения.

Практика длилась два месяца, после чего севастопольские студенты, с которыми он познакомился и подружился, пригласили его в студенческий лагерь в окрестностях города. Диане он, конечно, рассказал об этом заблаговременно, звал её приехать к нему, говоря, что ему обещали выделить отдельный домик, но она, сославшись на недомогание, приехать категорически отказалась, удивившись его предложению поехать за тридевять земель, будучи на шестом месяце. Аким не мог понять, как беременности удалось превратить его неугомонную и уверенную девочку в отказывавшуюся от активной жизни вялую женщину.