Гитлер торопился, его подстегивало опасение упустить время, пока международно-политическая и военно-стратегическая обстановка не изменились к худшему для Германии. Фактор «упущенного шанса» играл важную роль в принятии этого решения. Гитлер неоднократно возвращался к этой проблеме и в более позднее время, в частности, в выступлении 12 декабря 1944 г. перед командирами дивизий перед началом наступления в Арденнах[175].
Если неизбежность войны с Францией и Советским Союзом не подвергалась сомнению, то отношение германских правительственных кругов к Британии прошло длительную и болезненную эволюцию. Долгое время А. Гитлер рассчитывал, если не на союзнические отношения, то хотя бы на нейтралитет Великобритании, что было характерно и для кайзеровского руководства накануне Первой мировой войны. Стратегическая установка Берлина на необходимость любыми средствами добиться нейтралитета Британии, что должно было обеспечить практически «идеальные» условия для разгрома Франции и последующего нападения на Советский Союз, нашла отражение не только в его «программной» книге «Майн кампф», но и в неопубликованной рукописи «Второй книги», написанной А. Гитлером в 1928 г.[176] Одной из причин, побудивших Гитлера отказаться от публикации «Второй книги», являлось то, что она слишком откровенно раскрывала его завоевательные внешнеполитические замыслы и чудовищные намерения в решении так называемого еврейского вопроса. Даже после того, как с иллюзией в отношении возможного нейтралитета Великобритании в надвигающейся «большой» войне в Европе пришлось расстаться, Гитлер не оставлял попыток достичь с Лондоном хоть какой-либо договоренности, позволяющей ему избежать угрозы войны на два фронта.
Очередную надежду на достижение компромисса с Британией давала вялотекущая «странная» война на Западе в 1940 г., последовавшая после захвата Германией Польши. Создавалось впечатление, что Британия и Франция не хотят сжигать за собой «последние мосты», все еще рассчитывая, что Гитлер все-таки повернет острие своего следующего удара на Восток. В противном случае вермахт просто не выдержал бы объединенного удара Британии и Франции в сентябре 1939 г. В этом случае бы, по мнению германского историка А. Хильгрубера, «.. не только судьба Польши, но и все развитие Второй мировой войны пошло по иному руслу»[177].
Разгром объединенных англо-французских сил на континенте в 1940 г., казалось, давал надежду, что на этот раз Лондон будет вынужден пойти на уступки. Об этом в разгар Французской кампании, 2 июня 1940 г., говорил Гитлер в штабе генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта в г. Шарлевиль, задним числом объясняя свой приказ об «остановке» немецких танковых войск перед Дюнкерком. По его словам, Великобритания должна была лишь признать гегемонию Германии на континенте и даже могла не возвращать колонии. Главное: «настало время разделаться с большевизмом»[178]. Но британское правительство, возглавляемое к тому времени У. Черчиллем, на уступки идти не хотело.
Это стало причиной того, что выбор направления последующего удара вновь стал предметом обсуждения в немецком высшем руководстве. А. Хойзингер, начальник оперативного управления в штабе Ф. Гальдера, прокомментировал это следующим образом: «После блицкрига в Польше и Франции немецкое политическое и военное руководство находилось в состоянии неуверенности. Оно не знало, что делать, колебалось и зондировало, поставив Германию в качестве великой континентальной державы перед проблемой ведения войны против великой морской державы Англии…»